В различных Патериках и Сказаниях о жизни и изречениях святых отчее нередко можно встречать известия о тщеславии иноков своими чудесами или победами над страстями. Современный нам истинный выразитель иноческого жития, недавно почивший преосвященный Феофан в своем труде «Древние иноческие уставы» об одном из первых и лучших рассадников восточного иночества – обители Тавеннисиотов, славившейся во всем мире и отовсюду привлекавшей к себе посетителей, – говорит: величественное «здание святости, столь прочно основанное и так крепко сплоченное трудами преподобного Пахомия, казалось, должно бы простоять непоколебимо до конца веков; но немощи человеческие каких не обманывали ожиданий? Блаженный Палладий, святой Кассиан, Иероним и Руфин, 50 лет спустя после преподобного Пахомия, говорят о Тавеннисиотах с полною похвалою и уважением; но тогда замечалось уже, что и чрезмерно умножившееся число братий, делая необходимым умножение средств содержания, начало уже вводить среди их заботы и печали века сего. Эти заботы в связи с нерадением, а отчасти и любочестием некоторых настоятелей, мало-помалу ввели распущенность и в отношении к иноческим порядкам, и в отношении к нравственности вообще, которая (распущенность), возрастая, со временем сделала то, что в Тавеннисиотах нельзя было уже узнать тех славных иноков, какие при преподобном Пахомии и ближайших его преемниках так сияли благодатию Христовою»[161].

Вследствие упадка духа иночества и проникновения в него разного рода нравственных недостатков явилась неотложная нужда оградить добрые начала иночества и, по возможности, ослабить эти недостатки. Одним из существенных к этому средств относится составление разного рода Патериков, Сказаний о подвижничестве святых и блаженных Отцев[162], История Боголюбцев и отдельных житий святых и много разного рода других подобного содержания писаний, где излагались жизнь и подвиги лучших выразителей иночества, указывалась также и отрицательная сторона подвижничества, т.е. разного рода страсти и пороки, вкравшиеся в жизнь иноков с прибавлением, так сказать, и средств, какими нужно врачевать эти нравственные недуги иночествующих. Все эти сборники высокопоучительного содержания, главным образом, предназначались для назидания братии, почему наполнены по преимуществу наставлениями об избежании гордости и самомнения, о терпении, смирении, послушании, нестяжательности и тому подобных добродетелях. Что же касается того сходства, какое нередко видим в повествованиях о жизни подвижников, то естественно, что различные подвижники могли быть поставляемы действительно в одинаковые жизненные обстоятельства, которые «как струны, натянутые до известной степени, всегда издавали и будут издавать одинаковый звук, чья бы рука не прикасалась их». С другой стороны, нельзя отрицать и того, что в подобных случаях сходства иногда было и преднамеренное подражание, так как вполне естественно, что жизнь известного подвижника могла служить предметом подражания для последующего поколения иноков. Часто позднейшие святые отцы нарочито старались подражать и подражали древним святым отцам. «Если слышишь жития святых отец, подражай им, – говорится в одном Патерике»[163]. «Повести же ти да будут к подражанию словеса живущих с тобою братий и благоговеинство их», – говорит Неофиту авва Пиннуфрий[164]. Независимо от подражания, сходство между Патериками, как и вообще в сказаниях о подвижниках, объясняется иногда личным знакомством и личными связями составителей этих повествований, часто литературным подражанием и заимствованием и нередко различными редакциями пересказов об одном и том же событии[165]. Отсюда в повествованиях о подвижниках очень часто находим сходство до буквальности. Так и в Житии Симеона юродивого передается аналогичный случай до буквального сходства по местам с повествованием из жизни преподобного Макария Египетского. В начале иноческих трудов сего великого светильника египетского подвижничества – преподобного Макария оклеветала одна девица, сделавшаяся беременною, как виновника ее греха. Кротко, без ропота перенес святой Макарий бесчестие и удары, которым подвергли его жители селения, из которого была девица. Он принял даже на себя обязанность доставлять пропитание девице и для сего изнурял себя усиленными трудами. Но Промысл чудесным образом обнаружил невинность святого подвижника. Когда наступило время родить несчастной, она подверглась страшным мучениям и не могла разрешиться от бремени, пока пред всеми не объявила невинности Макария и не назвала действительного виновника ее греха. Мучимые раскаянием за оскорбление, без вины нанесенное отшельнику, жители селения собрались к нему просить прощения. Услышав это, преподобный Макарий скрылся в дальнейшую пустыню – Скитскую[166]. Совершенно такой же случай и при такой же обстановке и с таким же заключительным исходом, с некоторыми лишь видоизменениями в подробностях, передается и в житии Симеона юродивого[167]. Еще дальше идет эта подражательность в повествованиях о жизни преподобного Серапиона и Виссариона чудотворца. Что передается, например, в ««Лавсаике»» епископа Палладия о Серапионе, то самое говорится по местам до буквальности в Прологе и Четьи-Минеях о Виссарионе; притом – что передается у известного составителя жития об одном из этих подвижников, то это самое у этого же составителя уже не повторяется о другом из них: так что жития сих подвижников смешиваются[168]. Житие блаженного Андрея заключает в себе подражательный элемент. Андрей юродивый, приняв на себя подвиг юродства, видит во сне то же самое, что видел и Моисей Мурин, соблазняемый от блудного помысла, т.е. борьбу полков демонских и ангельских из-за рода человеческого и в особенности из-за подвижников и праведников[169]. Рассказ из жития святого Андрея о гробокопателе, которого остановила в могиле обокраденная им умершая девица, совершенно сходен с такими же рассказами из Лавсаика и Пролога[91. В Житии Андрея юродивого есть рассказ о том, как сонмище бесов напало на него и страхом хотело отклонить от начатого им подвига, и как святой Иоанн Богослов, призванный в помощь блаженным Андреем, дал железным ужием каждому из демонов по 100 ударов[101. Подобным же образом бесы нападали на святой Нифонта и тоже были наказаны, но гораздо строже: сам святой Нифонт дал каждому из демонов по 1000 ударов[111.

Что так рано явились в христианстве подвижники этого рода и именно в колыбели первоначального иночества, в Египте, об этом свидетельствует святой Ефрем Сирин, незадолго до своей смерти (373 г.)[170] посетивший пустыни Египта в 371 году и описавший жизнь Христа ради юродивой Исидоры, подвизавшейся в то время в Тавенском женском монастыре Мен или Мин, основанном сестрою преподобного Пахомия, где находились до 400 инокинь. Великою подвижницею была здесь, по словам преподобного Ефрема, святая Исидора, называвшаяся по-коптски Варанкис. Эта святая девственница, Христа ради представлявшаяся юродивою и бесноватою, избрала сей род подвижничества по своему редкому смирению и самоуничижению. Ее так презирали другие инокини, что даже не ели с ней вместе и обращались с нею, как действительно с безумною. Служа в поварне, она исполняла всякое