твоей пищей во всю жизнь». Таким образом утешив своего раба, Владычица мира отошла в пренебесные селения. Святой же Петр, благоговейно пал на то место, где стояли пречистые ноги Пресвятой Богородицы и великого святого отца Николая, и, лобызая ту землю, громогласно благодарил Бога, что Он удостоил его видеть такие страшные таинства. Наутро, действительно, явился к святому Петру ангел Бога Всевышнего с небесной пищей, указал ему и манну, как сказала Пренепорочная, и отлетел на небеса. После сего святой, прославляя Христа Бога и Пренепорочную Его Матерь, спокойно подвизался в ангельских своих подвигах целых 53 года и, по благодати Божией, уже не был стужаем никакими демонскими привидениями. В продолжение стольких лет он не видал даже и подобия человеческого. Во все это время пищей служила ему манна, показанная ангелом; она падала с неба в виде росы, потом сгущалась и делалась подобной меду. А об одежде, о постели, о зданиях и прочих требованиях природы человеческой он не имел мысли: одеждой для него служила первобытная невинность; о действиях зноя, бурь и холода, одушевляясь пламенной любовью к своему Творцу и Богу и мыслью о будущем воздаянии за все свои страдания, он не безпокоился; ложем была для него земля, а покровом служило ему украшенное звездами небо. Одним словом, он, как безплотный, жил на земле неземным образом; до того же времени, как показана была ему манна, питался кореньями и пустынными зелиями.
О подвигах пустынножителей
Из самого краткого и общего очертания жизни отшельников христианских мы могли уже видеть, что главный характер этой жизни составляло подвижничество; но подвиги иноков не ограничивались тем, что требовалось от каждого из них по долгу и званию: стремясь к духовному совершенству, они сами часто возлагали на себя такие труды и подвергались произвольно таким лишениям, которые можно сравнить разве с великими скорбями мучеников Христовых. Подвиги сии состояли в борьбе со страстями или в умерщвлении ветхого греховного человека для облечения в нового, созданного по Богу, в правде и преподобии истины. Смотря по тому, какой враг восставал на подвижника, таким или другим оружием отражал его и подвижник; посему подвиги пустынножителей были различны. Но наиболее общими и спасительными из них были подвиги послушания, молчания, поста и молитвы.
Подвиги послушания. Сей род подвигов с первого раза представляется, по большей части, не таким тяжким и как будто не таким важным; но на самом деле совершенное послушание есть едва ли не самое трудное и самое необходимое дело для подвижника Христова. Многие скорее успевали в других добродетелях христианских, чем в послушании, многие теряли плоды великих трудов чрез одно непослушание. Послушаем, что говорят об этом сами подвижники: «Я знаю монахов, — говорил преподобный Антоний Великий, — которые после многих трудов пали и подверглись безумию, потому что понадеялись на свои дела и презрели заповедь Того, Кто сказал: Вопроси отца твоего, и возвестит тебе (Втор. XXXII, 7)». Пришли однажды к великому Памво из скита четыре брата, одетые в кожу, и каждый из них рассказывал ему о добродетели другого. Один постился много; другой был нестяжателен; третий стяжал великую любовь; о четвертом они говорили, что он уже двадцать два года прожил в повиновении старцу. Авва Памво отвечал им: «Скажу вам, что выше всех добродетель последнего: каждый из вас по своей воле приобрел ту добродетель, которую имеет, а этот последний, отвергшись своей воли, исполняет волю другого. Такие люди подобны исповедникам, если они до самого конца пребудут в послушании». Авва Руф рассказал ученикам своим об одном видении, в котором послушание превознесено было над благодушным терпением в болезнях, над страннолюбием и отшельничеством, так говорил им в заключение: «Дети! доброе дело — послушание ради Господа! Дети! и вы несколько слышали о сей добродетели. О, послушание! Ты — спасение всех верных, ты — мать всех добродетелей! Ты находишь царство, ты отверзаешь небеса и возводишь людей от земли на небо! Ты питательница всех святых: они питались сосцами и возрастали в совершенствах! Ты — сожительница ангелов!»
Подвиг послушания есть подвиг внутренний; в этом — вся его трудность и вместе важность. Полное послушание есть полное самоотвержение, а отвергнуться себя, отвергнуться своей воли, желаний и привычек есть такое тяжкое дело для греховной природы нашей, которого без благодати Божией мы не можем и совершить, ибо падшая природа наша живет по закону самоволия, самолюбия и самоуслаждения; она везде и во всем ищет подчинения и покорности себе, но не любит покоряться другим. Поэтому-то послушание есть постоянная и самая тяжкая борьба человека с самим собой; в какой мере успевает он в борьбе сей, в такой облегчаются для него все добродетели, потому что в нем преобладает тогда закон духовный над законом греха. Святые подвижники Христовы, как мы уже видели, первым правилом поведения для учеников своих поставляли правило безусловного повиновения духовному отцу и вообще начальнику. Но чтобы с точностью исполнить правило это, то есть чтобы повиноваться другому во всем не по предписанию только, но по внутреннему отвержению своей воли, — для этого требовалось несравненно более усилий, чем для простого исполнения правила, и при этом только условии послушание становилось в прямом смысле подвигом.
В каких внешних действиях обнаруживались такие подвиги, это зависело от обстоятельств. Иногда они представляются не важными по виду, но на самом деле весьма значительны по отношению ко внутреннему состоянию подвижника. Например, сами же святые подвижники указывают нам на следующие образцы послушания. Авва Пист рассказывал: «Пошло нас семь отшельников к авве Сисою, чтобы попросить у него наставления. Авва Сисой сказал нам: «Простите мне, я человек простой. Но вот я ходил к авве Ору и авве Афре и усердно просил их дать мне наставление. Авва Ор отвечал мне: «Что я скажу тебе? Ступай и делай, что видишь. Бог с тем пребывает, кто владеет собой или во всем, хотя с насилием, управляет собой…» Провел я у них несколько времени, наблюдая за ними, и увидел весьма чудное дело, которое сделал авва Афре. Кто-то принес им небольшую рыбу. Авве Афре хотелось приготовить ее для старца; он разрезывал ножом рыбу, как вдруг позвал его к себе авва Ор. Афре оставил нож в рыбе и не стал дорезывать остального. Я подивился его великому послушанию, почему он не сказал: подожди немного, пока я разрежу рыбу. Я спросил его: Авва Афре!
Откуда ты приобрел такое послушание? — «Это не мое, — отвечал он, — а старцево». Потом он взял меня и сказал:
