Глава XXIV

Старинный портрет

Сэр Бейл, которого многие помнили человеком веселым и компанейским, даже расточительным, стал с годами мрачен и угрюм. Душу его тяготила неведомая боль; осмелюсь предположить, что, будь у таких подозрений хоть какая-то почва, голден-фрайерсские сплетники охотно распустили бы слух о том, что сэр Бейл собственноручно прикончил Филипа Фельтрэма и теперь терзается муками совести и запоздалым раскаянием.

Мрачное настроение хозяина дома нагоняло уныние и на слуг. Даже дом выглядел осунувшимся, словно ему до смерти надоели печальные, угрюмые лица.

Леди Мардайкс понимала толк в живописи. В одной из комнат, куда давно никто не заходил, она обнаружила дюжину старинных портретов в полный рост. Леди Мардайкс призвала на помощь горничную, они облачились в длинные фартуки и, вооружившись губками и тазиками, тряпками, кистями и лаком, принялись счищать с картин толстые слои пыли и копоти. Они покрывали портреты лаком, оживлявшим краски, высвобождая из-под тусклой дымки давно забытые сокровища.

Однажды, когда женщины установили возле стены некий портрет в полный рост, в комнату вошел сэр Бейл. В кои-то веки у него нашлось ласковое слово для жены.

– О, Бейл, – воскликнула прелестная дама в длинном фартуке, с кистью в руке, оборачиваясь к мужу, – как вовремя ты зашел! Мы с мисс Маннингс очищаем эти старые картины. Миссис Джулапер сказала, что их давным-давно привезли из Клустедд-Хауза. Они хранились на чердаке часовой башни и покрылись пылью. Вот один из портретов, очень характерный – они все выполнены в похожей манере. На нем длинный пудреный парик – такие носили при Георге Первом или Втором, не помню точно. Смотри, какое сочетание красок, какое лицо! Кажется, он вот-вот сойдет с полотна и заговорит. Взгляни, Бейл, конечно, если у тебя есть время.

Сэр Бейл рассеянно подошел ближе и через плечо жены бросил взгляд на старинный портрет. На лице его мелькнуло странное выражение.

На портрете был изображен смуглолицый человек с явными следами пристрастия к бутылке. Крохотные поросячьи глазки сверкали яростью, длинный приплюснутый нос свисал, как маятник, губы сурово сжались, в уголке рта торчала уродливая бородавка. Волосы скрывались под пышным пудреным париком, похожим на огромный клок ваты, шею обвивал кружевной платок, ноги были затянуты в короткие бриджи черного бархата с шелковыми чулками. Старик был одет в бутылочно-зеленый сюртук из разрезного бархата, щедро отделанный золотым кружевом, и алый длиннополый камзол. На боку у него висела шпага; старик опирался на крепкую трость, опухшее лицо говорило о тяжелой подагре. Было ему лет за шестьдесят. Свирепое лицо дышало необычайной силой характера. Леди Мардайкс продолжила:

– Какие чудесные были у них костюмы! Этот старик похож на фигурку из волшебного фонаря. Какие нарядные цвета! Яркие, как оперение попугая ара. Рука его – точно когтистая лапа, а нос – словно надломленный клюв. Правда, он похож на старого злого попугая?

– Где ты это нашла? – спросил сэр Бейл.

Удивленная его тоном, леди Мардайкс обернулась и, увидев лицо супруга, изумилась еще больше.

– Бейл, дорогой, говорю тебе, я нашла эти картины на чердаке в часовой башне. Надеюсь, я правильно сделала, что принесла их сюда. Что тут дурного? Надо было спросить у тебя. Чем ты расстроен, Бейл?

– Расстроен? Ничего подобного. Просто мне хочется бросить этот портрет в огонь. Мне он не нравится. Однажды я был болен и видел этого старика в бреду. Не знаю, кто он такой, и не помню, когда я его видел. Прикажи сжечь этот портрет.

– Это один из предков рода Фельтрэмов, – ответила леди Мардайкс. – На раме написано: «Сэр Хью Фельтрэм». Миссис Джулапер рассказывала, что он отец той несчастной леди, что, как говорят, утонула возле Змеиного острова.

– Что ж, пусть даже и так. Мне это неинтересно. До чего отвратительная картина! Что ты в ней нашла? Она напоминает мне о болезни. Такие вещи, если на них смотреть слишком часто, кого угодно сведут с ума. Прикажи ее сжечь; и пойдем отсюда, выйдем в соседнюю комнату. Не знаю, зачем я зашел.

Оставаясь в студии, сэр Бейл становился все беспокойнее. Его жене показалось, что муж одновременно напуган и разгневан; грубовато схватив леди Мардайкс за руку, он силой вытащил ее из комнаты.

Очутившись наедине с женой, сэр Бейл снова принялся расспрашивать, кто рассказал ей о существовании этой картины и надоумил почистить ее.

Ей нечего было добавить к собственному рассказу. Это была правда. С начала и до конца все объяснялось чистой случайностью.

– Послушай, Дженет, мне кажется, тебя кто-то науськивает против меня. Если ты задумала недоброе и пытаешься обвести меня вокруг пальца… – Баронет впился в лицо жены подозрительным взглядом.

В ответ жена лишь умоляюще посмотрела на него и разразилась слезами.

– Не надо плакать, Дженет. Я не давал тебе повода для слез. Я всего лишь хотел получить ответ на вполне безобидный вопрос; уверен, ты расскажешь мне правду. Скажи откровенно, встречалась ли ты в последнее время с Филипом Фельтрэмом? Только он способен подстроить все это. Никто не знает его лучше меня. Ну, ну, не плачь. Скажи честно: он вернулся? Он в Факсвелле?

Жена искренне отрицала все его домыслы. Поколебавшись немного, баронет понял, что она говорит правду, и оставил бедняжку в покое. Едва они оба пришли в себя, сэр Бейл сменил тему разговора:

– Присядь, Дженет; присядь и забудь этот гнусный портрет и все, что я тебе наговорил. Сейчас я скажу кое-что такое, что, надеюсь, порадует тебя. Уверен, ты будешь довольна.

После такого вступления баронет обнял жену и нежно поцеловал. Она, разумеется, была довольна. Когда он закончил говорить, леди Мардайкс, улыбаясь, утерла слезы, обвила руками шею мужа и в порыве благодарности расцеловала его в ответ.

В устах другого слова его показались бы довольно несущественными, но для сэра Бейла заявление это было весьма необычным.

Что это? Минутный каприз? Какая сила вынудила сэра Бейла в самом начале холодного промозглого декабря сообщить жене, что он желает накануне Рождества собрать в Мардайкс-Холле знакомых со всего графства и просит ее разослать приглашения? Он хотел, чтобы ее сестры – леди Хейворт с мужем и вдовствующая леди