В этих краях было принято находиться всё время на полях, пока шел сезон жатвы, чтобы собрать налоги. Иначе их не дождешься — люди здесь настолько бедны, что, покинув поля, уже не в состоянии выплатить налог. Поэтому мне пришлось на несколько дней отправиться в созревающие бескрайние поля Пхулкии-Бойхар, чтобы контролировать всё на месте.

Сборщик налогов спросил меня:

— Мне распорядиться, чтобы для вас разбили небольшую палатку?

— Сможешь соорудить за день маленькую хижину из тростника?

— Как же вы будете в ней жить в такой холод, господин?

— Ничего, это ненадолго.

Так и поступили. Рядом друг с другом выстроились три или четыре хибарки — в одной спал я, вторую отвели под кухню, а в третьей расположились два сипая и сборщик налогов. Такие хижины тут называют «кху́при» — ограда из стеблей сахарного тростника без окон и дверей. Поскольку она была полностью открытая, ночами в ней стоял жуткий холод. Внутрь можно было только заползти на четвереньках. Пол в ней обычно застилали толстым слоем сухих стеблей тростника и травы, поверх которых клали тонкие матрасы и покрывала. Моя хижина была около трех метров в длину, полутора метров в ширину и столько же в высоту, поэтому стоять в ней выпрямившись было невозможно.

Но мне она пришлась по душе. Настолько уютно и радостно мне не было ни в каком трех- или четырехэтажном доме в Калькутте. Кто знает, наверное, я так долго прожил здесь, что совершенно одичал, и жизнь этого просторного лесного края полностью поменяла мои привычки, предпочтения и образ мыслей.

Как только я попал внутрь, мне в нос ударил приятный аромат свежесрезанных стеблей сахарного тростника, из которых были сооружены стены хижины. Следующее, что меня поразило, — большое окно рядом с моим местом для сна, из которого, если сидеть полулежа, не было видно ничего, кроме просторного, без конца и края, горчичного поля, покрытого россыпью желтых цветов. Это было совершенно необыкновенное зрелище — я словно лежал на огромном желтом ковре, а ветер доносил до меня крепкий и терпкий аромат горчицы.

Зима тоже не заставила себя ждать. Западный ветер не утихал ни на день, он был настолько холодным, что превращал лучи палящего солнца в ледяные потоки света. Возвращаясь к себе верхом на лошади через густые леса Пхулкии-Бойхар, я часто наблюдал, как зимнее солнце садится за синеватой цепью невысоких гор Тира́ши-Чоука́р вдалеке. Весь горизонт с запада на восток окрашивался киноварью, а огромный, напоминающий огненный шар диск солнца, разливая всюду жидкое золото, скрывался за ним. Я словно наблюдал за ежедневным течением жизни Земли, когда она медленно поворачивала свое огромное тело с запада на восток, и если смотреть слишком долго, создавалась иллюзия, что горизонт стремительно несется на меня.

По мере того как исчезали последние лучи догорающего солнца, холод становился всё сильнее, и, уставшие после тяжелого дня и непрекращающихся разъездов на лошадях туда-сюда, мы рассаживались у костра перед моей хижиной.

Вместе с тем на темном небе над окутанным сумеречной тьмой лесом появлялась бесчисленная россыпь звезд, доносивших до людей свет множества далеких миров. Они, словно электрические лампочки, сверкали на небе — в Бенгалии мне никогда не доводилось увидеть Кри́ттику[82] или Большую Медведицу. Я внимательно разглядывал их, стараясь познакомиться с ними ближе. Над головой — купол неба с бесчисленной россыпью звезд, а под ним — сумрачный лес без единой души вокруг и таинственная ночь. Временами выглядывал едва различимый серп луны, сверкавший, словно далекий маяк, посреди темного океана. Разрезая острыми огненными стрелами эту непроглядную тьму, по всему небу проносились падающие звезды — на юге, севере, северо-востоке, юго-западе, востоке, западе. И тут и там, одна за другой, каждую минуту, каждую секунду.

Иногда Гонори Тивари и еще несколько человек собирались в палатке и разговаривали о разном. Именно в один из таких вечеров я услышал причудливую историю. Каким-то образом речь тогда зашла об охоте и диких буйволах из лесов Мохонпура. Раджпут по имени Дошоро́тх Сингх Джандава́ла пришел в тот день в контору в Лабтулии, чтобы договориться об аренде одного речного острова. В свое время он много ходил по лесам и слыл опытным охотником.

— Господин, однажды во время охоты на диких буйволов в лесах Мохонпура я увидел Танробаро, — сказал мне Дошоротх Джандавала.

Я вспомнил, что Гону Махато как-то рассказывал мне про Танробаро.

— Что тогда случилось? — спросил я.

— Это давняя история, господин. Тогда на реке Коши еще не было моста. В Катарии ходили два парома, и пассажиры вместе со своим багажом переправлялись на другой берег на них. В то время мы с Чхоту Сингхом из Чхапры сходили с ума от танцующих лошадей. Он покупал лошадей на ярмарке в Хорихо́рчхотро, и мы вместе обучали их танцу, а после этого продавали за хорошие деньги. Есть два вида лошадиных танцев — джомо́йти и пхоно́йти. Танцу джомойти сложнее научить, поэтому лошади, освоившие его, стоят дороже. Чхоту Сингх учил именно ему. За несколько лет мы вдвоем заработали на этом немало денег.

Как-то раз Чхоту Сингх предложил взять лицензию на охоту на диких буйволов в лесах Дхолба́джа и торговать ими. Дхолбаджа был заповедным лесом махараджи Дарбханги. Подкупив чиновников лесной службы, мы всё уладили и получили разрешение. Затем некоторое время мы бродили по этому заповедному лесу в поисках буйволиной тропы. Такой огромный лес, господин, но за всё время нам не встретился ни один дикий буйвол! Наконец мы наняли одного местного сантала. Он привел нас к бамбуковым зарослям и, указав на низину под ними, сказал:

— Поздно ночью стадо лесных буйволов пойдет по этой тропе к водопою.

Мы вырыли глубокую яму на этой тропе и, прикрыв ее бамбуком и землей, подготовили ловушку. Ночью стадо пройдет по ним и угодит в яму.

Глядя на наши приготовления, сантал сказал:

— Вы, конечно, можете всё это делать, но вот что я вам скажу. Диких буйволов из лесов Дхолбаджа вам всё равно не убить. Это земли Танробаро.

Мы удивились. Что еще за Танробаро?

Старик-сантал ответил:

— Танробаро — божество диких буйволов. Оно никому не позволяет навредить даже одному из них.

— Чепуха. Мы раджпуты, а не санталы, чтобы верить во всё это, — отмахнулся от него Чхоту Сингх.

Услышав, что произошло после, вы удивитесь, господин. У меня до сих пор мурашки по коже, когда я вспоминаю об этом.