души не позволяло Уинтерборну подумать, что старый друг заискивает в нем, боясь, что развод поставит Грейс в очень странное, двусмысленное положение, а тогда самый плохой муж будет лучше, чем ничего. Он видел, что Мелбери себя не помнит, стараясь поправить почти непоправимое зло, которое сам же причинил, – соединить два сердца, предназначенных друг для друга самой природой. Растаяла холодная отчужденность последних лет, и в ослеплении он забыл о формальной стороне дела. Вот почему Уинтерборн решил, что его долг – не делать поспешных шагов, чтобы не повредить репутации Грейс. Такого явления, как равномерная любовь, не существует в природе: человек любит то сильнее, то меньше, – Джайлс, однако, не замечал, чтобы любовь его к Грейс становилась слабее. После замужества Грейс, когда больше не на что было надеяться, он сделал над собой отчаянное усилие, чтобы страсть его сменилась дружеским расположением, но напрасно: Грейс оставалась возлюбленной его сердца.
Прошло больше недели, а от Мелбери не было никаких вестей. Но действие, произведенное его письмом на впечатлительную душу дочери лесов, было таким, как и ожидал старый Джонс: успокоило ее лучше всякого лекарства. Целые сутки проспала она глубоким, спокойным сном. Новый закон представлялся ей таинственным, добрым, всесильным существом наподобие Господа Бога, которому ничего не стоит вернуть ей счастливую, беззаботную пору девичества. Теперешнее положение приводило ее в отчаяние: она ненавидела не столько человека, причинившего ей зло, сколько самую ситуацию. Какой она была обидной, унизительной, непристойной. Его Грейс могла забыть, но свое положение ни поправить, ни забыть не удавалось.
Во время болезни Грейс не видела Уинтерборна, и, вероятно, поэтому ее воображение обрядило его в слишком романтическую тогу, чего не случилось бы, будь он рядом, со всеми слабостями и недостатками, присущими несовершенной человеческой природе. Он возникал в ее памяти то как бог леса, облепленный листьями и зеленым мхом, как тогда, в зарослях орешника, то как бог садов, забрызганный сидром и яблочными семечками, каким она встретила его, когда он возвращался из долины Черного Вереска с сидровым прессом. В глубине души она, как и отец, хотела показать Джайлсу, что он по-прежнему ей мил.
Неужели они будут вместе всю жизнь? – не переставала изумляться Грейс. И хотя знала, что пока это невозможно, свято верила, как и подобает дочери, в здравый смысл и жизненный опыт отца. Она вспоминала письмо, в котором он писал, что нехудо бы заронить надежду в сердце Уинтерборна, чтобы не потерять его еще раз, и чувствовала, что совет этот ей по душе, если, конечно, следовать ему в границах благопристойности.
Мало-помалу Грейс, превратившаяся в тень за время болезни, стала оживать и наливаться здоровьем. Щеки ее порозовели, и она уже снова могла, как прежде, совершать далекие прогулки.
Вскоре миссис Мелбери предложила ей для развлечения прокатиться в двуколке на ярмарку в Шертон, куда отправился с хозяйским поручением один из работников отца. Никаких дел у Грейс в Шертоне не было, но она подумала, что может встретить там Уинтерборна, и охотно согласилась.
По дороге в Шертон Уинтерборн ей не попался, но, когда двуколка медленно продвигалась по запруженной народом и экипажами Шип-стрит, Грейс увидела его на тротуаре. И она вдруг вспомнила, как однажды он ждал ее здесь – она тогда только что вернулась из школы – и как нежному свиданию помешала воспитанная в ней чопорность. Сердце у нее защемило. Как проклинала она сейчас свое благородное воспитание. Вспомнилась и сцена во дворе гостиницы «Эрл-ов-Уэссекс»: Уинтерборн выжимал сок из яблок сидровым прессом, а она, изображая прекрасную даму, благосклонно взирала на него сверху.
Грейс велела работнику остановиться, вышла из двуколки и поспешила к своему возлюбленному.
Джайлс не сразу увидел Грейс, а когда увидел, то глаза его засветились сдержанной радостью, а в манерах появилась непринужденность, которой давно уже не было при встречах с Грейс.
Обменявшись несколькими общими фразами, Грейс проговорила со значением:
– Я никуда не спешу, но, может быть, ты очень занят?
– Я? Нет, я не занят ничем. У меня сейчас, в самую рабочую пору, к сожалению, нет никаких дел.
– Ну тогда… Я иду в собор. Пойдем со мной. Уединиться в соборе – самый простой способ в Шертоне избавиться от соглядатаев.
Разговаривая с Уинтерборном, Грейс чувствовала на себе десятки глаз: значит, время не охладило любопытства, как она надеялась, совсем наоборот. Люди с сочувствием смотрели на покинутую жену, почти ребенка. Их взгляды не были ни оскорбительными, ни навязчивыми, но Грейс все равно было не по себе.
Они бродили по приделам собора, потом присели на скамью. Во всем здании были только они двое. Она смотрела на мраморную плиту над могилой последнего местного барона, и ей в голову не приходило, что Фитцпирс по материнской линии прямой потомок этой вымершей аристократической семьи. Взглянув вверх, на цветные стекла окон, она спросила Уинтерборна, помнит ли он, когда они были в Шертоне последний раз вместе.
Джайлс это хорошо помнил.
– Ты была тогда важной дамой, – ответил он, – прекрасной и недосягаемой. Но, может, ты осталась ею и сейчас?
Грейс медленно покачала головой.
– Несчастье изменило меня, – проговорила она выразительно. – Я теперь совсем, совсем другая. – Почувствовав, что в ее словах таится смысл, который она не сумела бы объяснить, она поспешно прибавила: – Тебе мой отец писал?
– Да, – ответил Уинтерборн.
Грейс вопросительно взглянула на него.
– Обо мне?
– Да.
Она поняла, что отец в письме просил его не пропускать мимо ушей то, что Грейс по его просьбе должна была сказать ему. Щеки ее вспыхнули, но она тотчас оправилась от смущения: ведь перед ней был Джайлс, ее старый верный друг, которого она совсем не боялась.
– Он написал мне, чтобы мы поговорили… Ты понимаешь о чем, – продолжал Уинтерборн тихо.
Поскольку Грейс сама начала разговор, он вовсе не был расположен ограничиться одним-двумя словами. Они вместе росли, и между ними было то полное доверие, какое бывает только между друзьями детства.
– Знаешь, Джайлс, – проговорила Грейс самым деловым тоном, – все это очень хорошо, но сейчас мое положение самое ненормальное, и я пока не могу сказать тебе ничего определенного.
– Да, – отрешенно произнес он и посмотрел на Грейс со странным ощущением новизны.
Он как-то думал, что их возобновившаяся дружба откроет ему новую Грейс. В первый раз за все время он вдруг заметил в ней нечто незнакомое, неожиданное для себя, хотя, по правде говоря, мог бы ожидать, что она переменится. Перед ним была сейчас не наивная девушка Грейс Мелбери, которую он знал с детства. Конечно, он мог бы давно
