что она не спит ночами, рыдает, плачет, страдает? Значит, они уходили, потому что им надоели её рыдания и стенания. Бедная девушка! Она и не думала, что люди по-настоящему познаются в трудную минуту. Ей еще предстояло узнать, что такое унижение и подлость! Ей еще предстояло понять, что представляют собой люди! Ей еще только предстояло понять, что дружбу и человечность знают только богатые, счастливые и благополучные. Она ещё только поймет, что те, кто окружает ее в минуты веселья и радости, не будут рядом в час беды. Она считала поведение своих рабынь вздором. Она не понимала, что если бы они остались, если бы разделяли с ней горести и беды, то сделали бы нечто доселе невиданное. Судьба уже нанесла ей первые удары. И сколько таких ударов ей ещё предстояло вынести! Она будет раздавлена всё новыми ударами судьбы, тогда же и поймет, каков этот мир, эти люди, и самое важное – та дружба, в которую она так верила.

Рабыни добились своего: их продали. Однако деньги быстро исчезли, и новых на их место купить не удалось. Вместо них Бедия наняла лишь одну помощницу, с которой жила. Именно тогда происходили события того самого вечера, с которого начался наш роман.

3

После той ночи Бедия несколько дней провела больной в постели. Маиль однажды вернулся домой глубокой ночью, но у Бедии не было сил встретиться с ним лицом к лицу. «Если я посмотрю ему в лицо, я не смогу оставаться с ним», – говорила она. Однако она не могла заставить себя отказаться от него, потому что любила. Несмотря на измену и позор из-за ситуации с браслетами, она понимала, что продолжает его любить. Бедия удивлялась сама себе, но ее чувства к этому подлому мужчине, который подарил браслеты своей жены какой-то танцовщице, каждую ночь угождающей желаниям множества мужчин своими танцами, не остывали.

«Лучше бы он продал их, купил что-нибудь новое и подарил ей, чем бросать мои бедные браслеты, которые я носила столько лет, в такую грязь и мерзость… Ах, как ему самому не стало противно от этого?!» – сокрушалась она.

Унаследованное от отца поместье, что было выставлено на продажу, наконец купили, и Бедии досталась доля в тысячу лир. Часть из этих денег она потратила на домашние нужды, часть же одолжила Шеми, который растратил свою долю. Но брат и сестра никогда не спорили из-за денег, у них всё было общим. Если Шеми брал в долг у Бедии, то он всё равно продолжал помогать ей, покрывал её нужды. Так как Маиль был капитаном, то расходы на дом покрывались из сбережений Бедии.

Учитель Й., у которого Бедия брала уроки игры на уде, был евреем. Они жили с Науме в одном квартале и были соседями. Он, не выдержав, рассказал Бедии о том, что Маиль проводит каждую ночь у Хелулы и всё, что имеет, несёт ей. Когда Бедия ответила ему: «Я знаю, я знаю обо всём…» – учитель удивленно воскликнул: «Так чего же ты ждешь?! Возьми его за шиворот! Разве можно так всё оставлять?» Бедия лишь ответила горькой улыбкой. Что она могла сделать? Неужели пойти в еврейский квартал, прямо в дом Науме, из которого всё выходят мужчины, ищущие запретных удовольствий, и за шиворот потащить домой своего мужа?

Так прошел год. Хозяин дома, в котором устраивались вечера, вновь приглашал Бедию. Но мысли о том, что там снова будут играть Науме и её дочь, страх столкнуться с ними, не давали ей согласиться. Но объяснять причину она не хотела и потому была вынуждена согласиться.

Да, это снова была Науме! Теперь все обо всём знали, знали, что Маиль не расставался с Хелулой. Эта история была у всех на устах, и когда Хелула увидела Бедию, то помрачнела. Но никто не мог этого заметить за густо нанесенными белилами, что скрывали смущение на её покрасневшем лице.

Только её нерешительные взгляды, странно поджатые губы и дрожавшие руки выдавали её состояние. Бедия старалась не показывать свою боль, не выдавать своё огорчение, вновь и вновь успокаивая бешено бившееся сердце. Её равнодушный вид и полное безразличие мучили Хелулу. Когда в перерыве принесли подносы со сладостями и фруктами, Бедия отказалась под предлогом того, что у неё болит живот. Она вышла на веранду, отошла в самый дальний угол и закурила сигарету. Она облокотилась на балюстраду, желая отдохнуть от шума толпы. Она сделала несколько затяжек, когда услышала за собой тихие шаги. Кто это? Хелула. Сердце Бедии бешено застучало. Она пыталась успокоиться и взять себя в руки. Она пришла сюда, чтобы успокоиться, унять своё волнение, но вошла та, что была причиной её беспокойства. Некоторое время Хелула не могла произнести ни слова. Наконец она подошла к Бедии, опустила голову и тихим голосом сказала:

– Ситти Бедия! Прошу вас, примите мои извинения.

Бедия не обратила внимания и холодно ответила:

– За что?

– За то, что известно всем и вам в том числе. Мы с вами люди искусства, я признаю ваше достоинство, ваше мастерство. Я уважаю вас и выражаю вам свое восхищение.

Бедия, перебив её, спросила:

– Какие же люди искусства? И вы тоже относите себя к ним? Насчет вашей матери я, возможно, и согласилась бы, да! Но вы… О, Хелула! Разве можно считать себя человеком искусства, лишь кривляясь на сцене в перьях?

– Пускай будет по-вашему, я просто дочь человека искусства. Но всё же я ценю и уважаю вас, так как вы этого заслуживаете. Если бы вопрос был только в деньгах или том, чтобы завоевать чье-то сердце для собственного самолюбия, поверьте, мужчин для этого много! И вы знаете, сколько их может быть у меня. Но я бы никогда не посмела увести вашего мужа! Я бы сделала всё, чтобы отвергнуть его! Но, Ситти! Но… – голос Хелулы дрожал, она готова была расплакаться, – есть другая причина! У меня есть оправдание, достойное вашего прощения!

Увидев, что Бедия равнодушно стоит и сохраняет молчание, Хелула, вставая на колени у ног Бедии, сказала:

– Я люблю его!

Бедия начала смеяться.

– Почему вы смеётесь, Ситти Бедия? – спросила Хелула. – Моё поведение, мои поступки по отношению к вам, как к великому музыканту, как к женщине, достойной уважения, причиняют мне муки. Столько лет я видела вас, чувствовала любовь и уважение к вам, всегда была в восторге от вашего искусства, вашего воспитания, а сегодня я стала причиной вашего несчастья, отнимаю у вас того, кого вы любите, заставляю