Уилла Сиберт Кэсер
О пионеры!
Willa Sibert Cather
O Pioneers!
© Харитонова С., перевод на русский язык, 2025
. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
* * *
«…к тем нивам колосистым
с пшеницей золотою
да с житом серебристым…»
Адам Мицкевич (пер. Л. И. Пальмина)
Памяти Сары Орн Джютт, чье творчество наполнено тонкой красотой и неизбывным совершенством
Весна в прериях
Вечерняя равнина
Всегда безмолвна, изобильна и сурова.
На много миль лишь пашня свежая,
Тяжелая и черная, могуча и строга.
Растет пшеница, и восходят сорняки.
С натугой пашут кони, и устали люди.
Пустые длинные дороги,
Зловещие огни заката блекнут,
И небо вечно безответно.
А молодость всему наперекор
Пылает дикой розой
И песней жаворонка вьется над полями,
Сияя в сумерках звездой.
С невыносимой сладостью,
С неутолимой жаждою
И яростным желанием
Все молодость поет
Устами тишины
В землистых сумерках.
Уилла Сиберт Кэсер (пер. Светланы Харитоновой)
Часть I. Дикий край
I
Январским днем тридцать лет тому назад маленький городишко Хановер отчаянно сопротивлялся ветру, грозившему сдуть его с плато Небраски. Мелкие снежинки туманом вились вокруг горстки унылых приземистых строений, случайным образом разбросанных посреди серой прерии под серым небом. Иные дома, казалось, наспех построили за ночь, и все они были открыты ветрам, ничуть не походя на основательные жилища. Некоторые независимо держались в стороне, словно не желали иметь ничего общего с соседями.
Главная улица – глубокая заледеневшая колея – вела от низкого кирпичного вокзала и зернового элеватора на северной окраине города до дровяного склада и лошадиного пруда на южной. По обе стороны дороги неровной вереницей тянулись бревенчатые здания – магазины, два банка, аптека, лавка, торгующая кормами, салун и почтовое отделение. В два часа пополудни тротуары, покрытые серым утоптанным снегом, пустовали. Торговцы, вернувшись с обеда, попрятались за окнами, изукрашенными морозными узорами. Дети были в школе, и по улицам ходили лишь немногочисленные приезжие – сурового вида фермеры в шубах и натянутых до самого носа шапках. Некоторые взяли с собой жен, и время от времени то тут, то там мелькали фигуры в красных и клетчатых шалях, спешащие из одного теплого магазина в другой. Вдоль улицы на привязи стояли, подрагивая под теплыми попонами, лошади-тяжеловозы, запряженные в фермерские повозки. На вокзале было безлюдно – следующий поезд ожидался лишь вечером.
На тротуаре перед одной из лавок сидел маленький шведский мальчик лет пяти и горько плакал. Длиннополая черная шуба делала его похожим на старичка. Коричневое фланелевое платье, севшее от многократной стирки, открывало обтянутые чулками ноги в грубых башмаках с подбитыми медью носками. Из-под шапки, натянутой на уши, выглядывали обветренные, красные от холода нос и щеки. Немногочисленные прохожие не замечали тихо плачущего ребенка, а он не решался остановить кого-нибудь или зайти в магазин и попросить о помощи – только сжимал руки в чересчур длинных рукавах и, всхлипывая, причитал:
– Киса, кисонька моя замерзает!
На вершине телеграфного столба, отчаянно вцепившись в него когтями, жалобно мяукал дрожащий серый котенок. Старшая сестра оставила мальчика ждать у магазина, пока сама пошла к доктору, и в ее отсутствие пес загнал котенка на столб. Впервые очутившись на такой высоте, зверек оцепенел от ужаса, а его маленький хозяин совсем растерялся в незнакомом месте, совсем не похожем на привычную ему ферму. Здесь жили нарядные люди с каменными сердцами, и мальчику от робости и стеснения хотелось спрятаться, чтобы никто над ним не посмеялся. Впрочем, сейчас он был так несчастен, что чужие насмешки его не заботили.
Наконец забрезжил луч надежды: на улице показалась старшая сестра, и мальчик бросился к ней, громыхая тяжелыми башмаками. Высокая, крепкая девушка шагала быстро и уверенно, как человек, точно знающий, куда направляется и что будет делать. На ней было длинное мужское пальто (которое она носила совершенно естественно, словно молодой солдат) и круглая плюшевая шапка, повязанная платком. Ясные синие глаза серьезно и задумчиво глядели вдаль, не видя ничего вокруг, и мальчику пришлось потянуть сестру за рукав. Она встала как вкопанная, пробудившись от дум, и наклонилась к заплаканному брату.
– Эмиль, что же ты? Я велела тебе ждать в магазине и не выходить. Что случилось?
– Сестричка, они выгнали мою кису, а пес загнал ее вон туда. – Выпростав руку из длинного рукава, мальчик указал на столб, где дрожало несчастное создание.
– Ах, Эмиль, я ведь предупреждала: не надо ее с собой брать – добром не кончится! Зачем только ты меня упросил?.. Впрочем, и я хороша. – Подойдя к столбу, Александра вытянула руки и стала звать котенка, но тот лишь жалобно мяукал, подергивая хвостом. – Нет, сама она не слезет, кому-то придется ее снять. Я видела в городе повозку Линструмов, попробую разыскать Карла – вдруг он сможет. Только перестань плакать, иначе я никуда не пойду. Где шарф – забыл в магазине? Не важно, постой-ка смирно, я тебя укутаю.
Она сняла с себя коричневый платок и повязала брату на шею. В этот момент из лавки вышел, направляясь в салун, обтрепанный тщедушный коммивояжер, да так и замер, с глупым восхищением уставившись на непокрытые волосы Александры – две толстые блестящие косы, уложенные вокруг головы на немецкий манер, в облаке выбившихся из прически рыжевато-соломенных завитков. Вынув изо рта обслюнявленную сигару, он с невинной глупостью воскликнул:
– Бог мой, девушка, вот это волосы у вас!
Закусив нижнюю губу, Александра метнула на него яростный взгляд, достойный амазонки, чересчур суровый в этих обстоятельствах. От неожиданности коммивояжер вздрогнул, уронил сигару и на нетвердых ногах поспешил в салун, подгоняемый ледяным ветром. И раньше его робкие заигрывания встречали отпор, но никогда – такой безжалостный. Теперь он чувствовал себя униженным, обманутым, использованным, и рука дрожала, поднося к губам первый стакан горячительного. Целыми днями ходишь от двери к двери, трясешься в холодных и прокуренных грязных вагонах от одного унылого городишки к другому… Такой ли это грех – при виде красивого создания хоть на мгновение ощутить себя мужчиной?
Пока несчастный коммивояжер запивал свое потрясение, Александра поспешила в аптеку, рассчитывая найти там Карла Линструма. И точно
