Чтец Полина вышла на левый край сцены:

— Работая посудомойкой в столовой курсов переподготовки немецких офицеров, по указанию подполья Зина Портнова отравила пищу. Погибло более ста офицеров.

Настал звездный час пухляка Сашки, которому поручили играть первого из убитых немцев.

Митька потянул трос, из-за занавеса появилась столовая. Немецкие офицеры сидели за столом, Зина на переднем плане незаметно подлила яд в кастрюлю с супом и стала разливать его по тарелкам. Маша заиграла тяжёлые мрачные ноты из середины «Интернационала». Офицеры съели по ложке супа и попадали на пол.

Зину тут же схватили, она принялась кричать, что ни при чём, и в доказательство этого рванула к столу и попробовала отравленный суп. У неё подкосились ноги, Зина без сознания упала на пол.

На сцене появились деревенские жители, подхватили Портнову под руки и повели к дому — к заранее принесённой на авансцену декорации — крыльцу без двери. Жители уложили Зину рядом с ним, появилась её бабушка и сестра. Бабушка стала хлопотать над Зиной, а маленькая Галя, обнимая её, очень реалистично заплакала и сквозь всхлипы произнесла тонким голосом:

— Зиночка, я же без тебя совсем одна останусь! В Ленинграде голод, там мама и папа…

Девчонки играли замечательно. В целом весь эпизод шёл без запинок, одно расстроило Юрку: Саша, конечно, расстарался, орал и корчился так, что в зале хихикнули.

На крыльце продолжала разворачиваться драма, а отстрелявшийся Сашка прибежал за сцену.

— Саша, очень прошу, поменьше эмоций! Ты хотя бы не кричи так.

А Сашка будто и не слышал, вертелся весь радостный и красный. Ульяна тут же набросилась на него с вопросами:

— Ну? Ну как там зрители? — И добавила самодовольно: — Мне ведь некогда смотреть, я играю главную роль.

Юрка хмыкнул — ну да, главную, как же!

— Ой, хорошо, — заверил радостный пухляк. — Ольга Леонидовна с Пал Санычем довольны вроде, только Володя странный какой-то… будто бы вообще за нас не волнуется!

— Вот ещё! Не верю! — заявила Уля.

Вдвоём с Сашкой они выглянули из-за занавеса посмотреть на Володю, а Юрка остался, где стоял. Следил за установкой декораций "уличной" части к следующему эпизоду. Путать там было нечего — бросить на пол гору "угля", прицепить к заднику рисунок водонапорной башни и всё. Даже старые декорации леса не пришлось убирать.

Уля вернулась обиженная и зло зашипела на Юрку:

— Конев, вот ты гоняешь нас с этим "Не подведите Володю, не подведите Володю". А Володе-то всё равно! Чихал он на этот спектакль!

— Быть такого не может! — Юрка даже растерялся. Кому как не Володе радеть за него?

— Очень даже может! — насупилась Уля.

Декорации были готовы, и у Юрки выдалась минутка выглянуть в зал. Володя и правда не смотрел на сцену. Его взгляд был устремлен вниз, на тетрадь, лоб — сосредоточенно нахмурен, пальцы барабанили по подлокотнику кресла. Он нервничал. Как бы Юрке хотелось сейчас тоже сидеть в зале, пусть бы тоже нервничать, главное — рядом с ним. Но он должен был доказать всем, начальству, Володе и самому себе, что справится, что на него можно положиться, что он сам может принимать решения и координировать действия — свои и актёров.

Юрка вернулся за кулисы. Ульяна, обмахиваясь сценарием, кивнула:

— Ну? Что я говорила?

Юрка упрямо приказал:

— Ульяна, ему не всё равно, он нервничает! Если мы провалимся, нам всем не сносить головы! И Володе — тоже. Ты это знаешь и без меня, так что старайтесь!

Со сцены зазвучал голос чтеца:

— Сорок третий год. Красная армия идёт в наступление. По железнодорожной линии Витебск-Полоцк гитлеровцы усиленно перебрасывают войска на фронт. Через станцию день и ночь идут фашистские эшелоны. Для движения паровозов требуется вода. Все водокачки были уже уничтожены советской армией, осталась лишь одна работающая станция — неподалеку от Оболи, она потерялась в складках местности, уничтожить её не успели.

Открылась правая половина сцены, возле водокачки стоял немецкий солдат — Пчёлкин в кителе и с игрушечным автоматом наперевес.

— Здесь «цивильным» ходить нельзя, — грозно заявил он. — Придется вернуться назад!

— Я-то думала, что солдаты германской армии настоящие храбрецы, — шутливо-капризным тоном заметила Нина Азолина, ещё одна из «Юных мстителей». — А они даже днём боятся. И кого? Безобидной девушки, которая добросовестно служит у них!

То, что она добросовестно служила у немцев, — было её легендой. Азолина была красивой девушкой, и ею увлекся помощник коменданта Мюллер.

Мюллера играл Ванька. Он подскочил к постовому и принялся кричать на него не очень разборчиво, как уж смог, по-немецки. Юрка специально написал ему эту реплику.

— Entschuldige dich bei der Dame! Schnell! (1)

А пока он, отвернувшись от Азолиной, кричал на немца, та подкинула в кучку угля для растопки замаскированную под этот самый уголь мину.

Полина зачитала:

— Через три дня водонапорную станцию разворотило до основания. Восстанавливали две недели, и за это время немцы не получили на фронт восемьсот эшелонов. Подозревая во взрыве станции не партизан, а местных жителей, немцы усилили охрану объектов и отправили на улицы больше патрульных.

Следующий эпизод был у Юрки любимым, впечатляющим, но и требующим много внимания. Вся труппа старательно придумывала, как обыграть это на сцене, и придумала.

— Вот бы ещё в кино такое увидеть, а не заставлять воображение дорисовывать огонь и дым… — говорили ребята.

Юрка рванул к пульту управления софитами, приготовился в нужный момент дать сигнал музруку. Глазами нашёл Матвеева — тот стоял рядом с декорациями уличной части, держа в руках верёвки.

Юрка старался не думать о том, что этот эпизод — последний в первом акте и его будет закрывать он своей «Колыбельной». Уже через несколько минут должно было случиться главное событие этого дня, а Юрка был совершенно не готов к нему морально!

На сцене слева снова установили декорации штаба «Юных мстителей» — обычная деревенская изба, рядом с избой — крыльцо, на котором Галя Портнова играла в песке.

— Галка, хорошо запомнила? — спросила Зина. — Увидишь фашистов или полицаев, пой свою любимую «Во поле берёзка стояла».

Галя кивнула, а Зина вступила в дом. Началось заседание. Слово взял Илья Езавитов-Олежка:

— Фашисты боятся нас, но это не значит, что мы должны забывать об опасности!

Вдруг зазвенел тоненький голосок Гали:

«Во поле берёзка стояла,

Во поле кудрявая стояла…»

По авансцене прошли три немца из массовки и скрылись за занавесом. Председатель Зенькова подбежала к крыльцу и, проверив, что солдаты ушли, вернулась и начала браво:

— Враг хитер и коварен, бороться с ним придется долго. Ему надо нанести ещё более сокрушительные удары! В Оболи работает электростанция, питающая энергией железную дорогу, комендатуру, местные заводы, склады и службы немецких тыловых подразделений. Льнозавод оборудовали немецкой техникой! Сюда свозят сырье не только с Витебщины, но и со Смоленщины. Продукция идёт для военных нужд, кирпичный завод дает более десяти тысяч кирпичей в сутки. Всё это работает на врага, а поэтому должно быть уничтожено!

Юрка посмотрел на музрука, тот кивнул. Взмокший Митька раскрыл «уличную» половину сцены. Там был установлен деревенский пейзаж, избы и огороды, и отдельно четыре больших рисунка: электростанция, льняной и кирпичный заводы, склад. Сзади к этим рисункам и были привязаны верёвки, которые держал Матвеев. Юрка положил правую руку на пульт светомузыки и приготовился давать сигналы музруку и Алёшке.

Полина зачитала:

— Третьего августа «Юные мстители» нанесли по врагу самый мощный удар — в восемнадцать ноль-ноль взлетела в воздух электростанция.

Юрка махнул рукой, и одновременно произошли три действия: прозвучал звук взрыва, софит осветил красным электростанцию, и декорация тут же свалилась вниз. В зале ойкнули, Юрка оживился, снова поднял руку, готовясь дать следующий сигнал.