— Господи, прогони его! — проговорила она с испугом.

Заяц пробрался вслед за ними и смотрел на них. Никитин поспешно отвел жеребца и привязал к дереву.

Когда Никитин только приехал в Кедринск и ждал в коридоре начальника отдела кадров, он впервые увидел Филковскую. Чуткая на взгляды мужчин, она заметила, что произвела впечатление на молодого человека. Несколько раз она проходила мимо него с деловым видом. В кабинете, усевшись за свой столик, смотрелась в зеркальце, поправляла волосы. Мальчик, как она называла Никитина, хотя он был рослый и широкоплечий, понравился ей. Просто понравился и все. На улице Никитин стал с ней раскланиваться. Никитина тогда определили мастером на строительство домов в седьмом квартале. Он искал случая, чтоб побывать в тресте, повидать ее. Всюду в Кедринске была грязь. Все люди в робах, в сапогах. Она же, в туфельках, в пуловере, в белоснежной рубашке мужского покроя, светловолосая, чистенькая и всегда свежая, показалась ему цветком среди трестовских женщин. Он узнал, кто ее муж, но о нем старался не думать. Никитин был влюблен.

Прорабы, мастера проводили после работы занятия с рабочими. Никитин взялся подготовить из разнорабочих бригаду арматурщиков. Время выбрал — с пяти до семи. Ровно в пять он был в тресте. Покуда рабочие собирались, Никитин прохаживался возле планового отдела. Там он впервые заговорил с Филковской. Улыбаясь и с искренним участием в голосе, в глазах, она спросила, кого он ждет. Он рассказал. Она пообещала принести из дому справочник по арматурным работам, который имеется у мужа. И назавтра принесла — обыкновенный справочник, какой был и у Никитина. Но Никитин очень благодарил. И знакомство завязалось.

Когда Никитин и прораб Волков, под началом которого он начал работать, сдали дома госкомиссии, Волкова командировали в Глушино строить дом культуры и больницу, Никитина — временно в колхоз. И здесь они наконец стали встречаться в укромных местах. Она не говорила ни да ни нет. Что творилось с ним! Он знал: Филковская нравится Иглину. Никитину казалось, все холостые мужики в Кедринске в нее влюблены. Во время первой встречи в ельнике Никитин заявил, что они поженятся. А она сразу же вошла в роль многоопытной дамы, стала называть его мальчиком.

— Мальчик ты мой, ты еще глупенький, ты еще в жизни ничего не понимаешь! Ведь я у тебя первая?

— Да, — врал он.

И она тихо смеялась.

— Ты сейчас успокойся, минет время, и мы все решим… Нам надо подождать.

— Я убью тебя, если только…

— Помолчи, — закрывала она его рот ладошкой.

Он очень ей нравился. Но любовник — это одно, а муж — совсем другое.

Никитин водил компанию с Иглиным, Белкиным, с прорабами Ереминым и Мазиным. Все они хорошие работники, но она еще от мужа слышала, что каждый из этих прорабов выше старшего прораба, начальника участка не потянет. С ними можно весело провести время. Но они — забубенные головы. По отношению к начальству ведут себя так, будто начальство есть нечто обязательное, но вовсе не необходимое. В самом тресте могут, взяв стакан в каком-нибудь отделе, распить бутылку. И разойдутся по объектам. Думая о Никитине, Ольга Петровна не представляла его за столом с управляющими, с представителями главка, министерства. И ей становилось жалко его, а сама себе она казалась светской и солидной дамой.

— Мы завтра же объявим всем, что поженимся, — заявил он ей во время второй встречи в ельнике.

Было это ночью. С востока нагнало дымного воздуха. Луна освещала лицо Никитина. В голосе его было столько решительности, что Ольга Петровна испугалась.

— Я отравлюсь, слышишь, Дмитрий, — она села, освобождаясь от его рук. — Ты меня хочешь в какую-то яму загнать. Я должна все обдумать. Я пожилая женщина, пойми меня! Я губить не хочу тебя! — почти кричала она, представив, что он объявит в столовой об их женитьбе. — Пусти меня, пусти! — И она заплакала.

Никитин успокоил ее. Поклялся, что будет ждать, когда она сама все обдумает и решит.

Они лежали на сене. Она сообщила о сдаче-приемке цеха спекания, что приняли цех июнем месяцем и что сегодня в четыре часа подпишут акт.

— Ты уедешь с Мамонтовым и Софьей?

— Конечно, Никитушка. Надо. Вернемся, я все расскажу тебе. И вот что, Никитушка: в комнату ко мне больше нельзя ночью. Понимаешь?

Он не понимал.

— Не нужно, миленький. Я ночью сюда приду. А ты на дороге подождешь. Хорошо?

Он согласен был на все.

— Если голова не будет болеть. Что с моей головой стало, просто не знаю, — шептала она. — Да и этот Егорыч вечно и постоянно следит за мной. Так бы и стукнула его чем-нибудь тяжелым. — Она засмеялась, представив, как трахнула бы старика. — Ну, пора, милый. Сейчас Кесарь трезвонить к обеду будет.

Она быстренько оделась, прибрала волосы. На руках Никитин вынес ее из ельника. Ольга Петровна, зная, что он долго не будет отпускать ее, выскользнула. Помахала ему рукой. О том, что пришли в дом Белкин и Иглин, она не сказала. Никитину хотелось пообедать в доме отдыха. Но сегодня он еще не был в Покшееве и Вязевке. «Где-нибудь поем», — решил он, отвязал Зайца, вскочил на него. Еще слыша запах ее волос и тела, направил Зайца к просеке.

12

Прежде о начале обеда Кесарь возвещал, потряхивая в руке старинный колокол размером с литровую банку. Потом кто-то прикрепил колокол к каланче. К языку его привязал рыболовную жилку, протянул ее в кухню. Ровно в половине второго мелодичный звон разносился по округе. По воде звук разносится далеко, и в Вязевке старухи, хотя и знали, где это звонят, крестились.

Иглин и Белкин не вышли к обеду, они крепко спали. Строители на этот раз пообедали молча и быстро. Узнавший новость Челистов глотал, почти не прожевывая. И все бросал огненные взгляды на Мамонтова и Софью Петровну. Прикидывал, какая прогрессивка будет за три квартала. Помесячно тоже будет прогрессивка. А за досрочную сдачу цеха должны быть премиальные. Но ежели плановики в тресте оформят сдачу цеха поэтапно — поквартально, то и квартальные премии должны быть! Это же куча денег! У Челистова голова шла кругом. Покончив с обедом раньше всех, он залез в машину и сидел там. Думал.

Все трестовские уехали. Остался