— Сегодня у нас юбилей. Евгений Иванович отмечает пять лет работы в отделе!

Хлястиков стоял у стенки и рассматривал картосхему Белобородовской группы месторождений, вычерченную Тушкановым. Увидев начальницу, он сказал:

— Ирина Леонидовна, так я пошел?

— Куда, Евгений Иванович? — изумилась Ирина Леонидовна.

Хлястиков порозовел, смущенно поскреб ногтем стену и сказал:

— Ну куда, куда. В штучный отдел.

— Видали, Анатолий Панфилович?! Каков циник! Он хочет, чтобы я ему официально разрешила! Да я знать ничего не желаю! В рабочее время, на рабочем месте! Безобразие! Хотя… рабочее время кончается… Анатолий Панфилович, вы что пьете?

— Как чисто русский человек… Сами понимаете!

— Ну и слава богу. А то Евгений Иванович какой-то не такой. Да что вы стенку-то подпираете? Не упадет! Строим для себя — строим на века. Идите, вы же куда-то собирались.

— А он семи ждет, чтоб уважительная причина была на всех марганцовки набрать! — съехидничала одна из сметчиц.

— Товарищи, поздравьте меня, в нашем отделе еще один старший инженер! Причем какой! Вот он стоит.

— У-у-у! — дружно ответил отдел.

— Хлястиков, минутку! С меня тоже причитается. Входные.

— Да бросьте вы, у меня хватит.

— Ишь, испугался, сразу побежал!

— Давно бы так!

— Чувствуется мужская рука!

Так Кошкин влился в коллектив СДО.

14

Сметы делать ему было и трудно и легко. Легко потому, что и раньше он занимался сходным делом: калькуляции делал; там и последовательность работы та же — считаешь объемы, подбираешь расценки и крутишь арифметику. Даже форма готовой сметы та же — семь граф. А трудно потому, что немного по-разному объемы подсчитываются и, главное, в сметах цифры весомее, там же не одна зарплата, а все затраты.

И очень ему нравилось, что в сметах не надо возиться с копейками, все до рублей округляется, и в общем итоге до тысяч. Ну и самое важное, это уж он к концу месяца уразумел, — в сметном отделе его работа состояла из этапов. Поручили — поразмыслил, выполнил, сдал; проверили — и свободен. В том смысле, что хоть минуту, пока новое задание не дадут, чувствуешь: кончил дело — гуляй смело, о сделанной работе можно не думать, она сделана. А в «труде и зарплате» ему более всего жизнь отравляло именно это: дел тьма, и каждое не тобой начато и не при тебе окончится. Все тянется, все длится… Ну и потом, в сметах за каждой строкой рубли. Пусть ошибка в смете втрое, впятеро или даже вдесятеро дороже такой же ошибки в наряде, — но за каждой строкой сметы стоят деньги. А в наряде — и деньги, и люди. И каждая твоя закорючка на бумаге там — элемент взаимоотношений рабочего класса с государством. Сметы делать ему было спокойнее, и была твердая уверенность, что делаешь полезное дело. Маленькое, но — полезное.

И Кошкин почувствовал твердую почву под собой.

Впрочем, долго ему заниматься сметами не пришлось. Не для того он был нужен Ирине Леонидовне. В сметных нормах он разобрался быстро — и она начала натаскивать Кошкина на договорные дела.

А это была область, для него совершенно не ведомая! В сметы он, и будучи трудовиком, чуть не ежедневно заглядывал. А договоры… За тринадцать лет в строительстве Кошкин просмотрел десятки тысяч нарядов, сотни смет — а договоров на капитальное строительство в руках не держал. Слышал, что есть такие, но зачем, как с ними работать, — даже самого туманного представления не было. Есть план. В нем перечислено, что строить, что когда сдавать, что сколько стоит… И есть еще договоры. В них то же самое. Зачем? Аллах ведает!

И вот надо было вникать в эту тонкую механику, где чуть не каждая запятая имела смысл, где изменение порядка слов в одном предложении иногда могло на годы осложнить финансовое положение треста.

Сначала Кошкин решил, что потребуется несколько лет, чтобы начать разбираться в хитросплетениях «дополнительных соглашений», «особых условий», «титульных списков» (в построечных и внутрипостроечных). Потом он заметил, что уже кое в чем ориентируется. А однажды весной, сидя над «особыми условиями» к договору с главным субподрядчиком — трестом «Сибнефтехиммонтаж», Кошкин вспомнил, как трудно было уговорить бригады монтажников перейти на бригадный подряд: начальство у них в Омске, прорабу лень, да и некогда, оформлять перевод на хозрасчет. И Кошкин вписал в «особые условия» пункт, согласно которому «Сибнефтехиммонтаж» обязывался переводить свои бригады на метод Злобина во всех случаях, когда на подряд переходит генподрядчик. В противном случае — платите неустойку! Так. А теперь вклинить аналогичные пункты в договоры со всеми двадцатью субподрядчиками! И еще пункт. Чтобы не было вечных споров о том, вправе ли хозрасчетная бригада предъявлять штрафы и неустойки смежникам, не выполняющим договорные обязательства.

Выходило, что именно договоры — нерв, определяющий взаимоотношения с заказчиками и смежниками. Именно на нынешнем своем месте Кошкин мог добиться того, что совершенно не под силу трудовикам, из-за чего он и бился за передачу руководства над всеми этими внедрениями плановому отделу. Не то, чтобы все сразу сдвинуть, но именно то, что было вне досягаемости: давить на не подчиненных ни ему, ни управляющему участников стройки.

Когда он в «особые условия» к договорам со всеми заказчиками втиснул пункты о применении санкций и штрафов, предусмотренных «Положением о бригадном подряде», но не предусмотренных «Правилами о договорах…», заказчики встали на дыбы. Дело слушалось в областном Госарбитраже. Кошкин выиграл, вернулся в восторге от самой процедуры арбитража («Представляешь, Лелька: пришел, изложил аргументы — и, если они весомы и не только с местнической колокольни, а из общих интересов народного хозяйства исходят, — получай решение! Ни волокиты, ни субъективности! Кр-ра-сота!») и объявил, что будет летом поступать на юридический факультет.

Жена не удивилась. Это было каждую зиму. Обычно, правда, пораньше — в январе. Дни начинали расти, — и в Кошкине пробуждалась тяга к высшему образованию. То он собирался на философский, то на экономический, то на романо-германскую филологию, раз даже на искусствоведческий. Сейчас куда? На юридический? По крайней мере ново. Но она не сомневалась, что кончится так, как всегда: конец зимы Кошкин готовился к вступительным экзаменам, бегал в поликлинику проходить осмотр для «формы 286», характеристики готовил, потом начинал сомневаться — а туда ли он собрался? Может быть, ошибка? И вообще стоит ли себя ограничивать? Огранка — всегда ограничение. Сейчас он вольный стрелок, а станет специалистом, и многое интересное из нынешних увлечений придется отбросить. А жалко! Так не лучше ли оставаться дилетантом?

Но в этот год он не успел охладеть к началу экзаменов и успешно поступил — в Свердловске, там как раз была специализация по правовой работе в