Марен считает, что я до сих пор не влюблялась. Ну типа встречалась с мальчиками – например, прошлым летом тусила на вечеринке на озере со старшеклассником из Элк-Гроув; один турист угощал меня мороженым перед тем, как уехать с родителями в Техас; потом весной в девятом классе был еще Деклан Фрей. Надеюсь, с парой, которую подберет алгоритм, мне повезет больше. Возможно даже, что изобразить влюбленность у меня получится лучше, чем завязать настоящие отношения? А что такого? Немного подержаться за руки, посмеяться над неприличными шутками. Я же смотрю шоу «Холостяк», знаю, как это делается.

Едва мы заходим в холл XLR8, Меган громко присвистывает, но свист перекрывает грохот музыки у нас за спиной. Сквозь стеклянную дверь видно, что рабочие столы пустуют. С потолка свисают транспаранты, все гуляют по залу с пивом в руках, танцуют, смеются.

– Это что, студенческая вечеринка? – оглядывается на меня Марен.

– Не-а, – отвечают ей, и из-за стола появляется улыбающаяся Миа. – Стартовый день. Проходите.

Марен делает большие глаза и берет меня под руку. Миа ведет нас в самую гущу толпы. Меня замечают, встречают радостными возгласами, и я не успеваю оглянуться, как уже знакомлю Марен с окружающими, сжимая в одной руке стакан комбучи, а в другой – бумажный колпак. (Я постепенно привыкаю к комбуче. Она в общем ничего, просто немного кисловата.)

– Так, надо тебя подготовить.

Джаз из отдела маркетинга хватает меня за запястье, а я цепляюсь за Марен, чтобы не потерять ее.

– Подготовить меня?

– Мы будем вести прямую трансляцию того, как ты ищешь себе пару, – объясняет Джаз. У нее такая же потрясающая прическа, как и в тот день, когда мы познакомились в конференц-зале с видом на горы. Она тогда еще предложила пригласить в проект Сойер и Джози. Половина ее косичек украшена золотыми нитями, и у нее самая широкая и добродушная улыбка в XLR8. Наверное, она самая красивая из всех людей, которых я встречала в своей жизни.

Джаз ведет нас в дальний угол комнаты, где стоит синий диванчик и фикус в горшке (искусственный), а сзади на белой доске красивым почерком написано: «День выбора ПАКС-пары».

– Не забывай улыбаться.

Мои губы автоматически растягиваются к ушам, и Джаз смеется:

– Супер. Именно так.

– Что, уже пора? – спрашивает раскрасневшаяся Марен.

У нее в руках бутылка воды с логотипом «ПАКС». Это добро появилось в офисе XLR8 подозрительно быстро, и у меня мелькает мысль, что бутылки были изготовлены еще до того, как я подписала контракт.

Джаз смотрит на стену, где висит большое табло, на котором постоянно меняются ярко-красные цифры: 3:22… 3:21… 3:20.

– Ага, пора, – отвечает она, потом поворачивается ко мне, расправляет складку у меня на рубашке. – Мы настроили поиск по твоим данным в заданных границах, как и договаривались, так что партнер должен жить где-то неподалеку.

Каждый пользователь может задать параметры поиска – возрастные ограничения и место жительства. Поскольку я и мой партнер должны стать образцово-показательной парой, нам следует жить недалеко друг от друга, чтобы вместе работать с Джаз, Эвелин и всеми остальными, кто будет прокладывать путь к «Селеритас». То есть мой парень будет из Колорадо, как и я.

Джаз вскидывает брови:

– Готова?

Я киваю, и она поворачивается к Марен:

– Ты телегенична?

– Да, – отвечает Марен, придвигаясь ко мне. – Я готова к своим пятнадцати минутам славы.

Джаз сверкает улыбкой, затем, подобрав подол, забирается на кофейный столик. Прижав ладони ко рту, она звонко кричит:

– Паксовцы! Внимание! Ро начинает искать пару.

Все разражаются радостными криками. Марен берет меня за руку и крепко ее сжимает. Я жму в ответ. Началось. В зале наступает тишина. Эвелин идет к нам, раздвигая толпу, и встает рядом.

– Все в порядке? – спрашивает она, и я киваю.

Джаз уже достала телефон и записывает видео. Марен заглядывает в телефон через мое плечо. Я открываю приложение, и вот он, вход с надписью: «Ну что, начинаем искать тебе ПАКС-пару?»

Набираю в грудь побольше воздуха и жму. «Подобрать пару». Смотрю на Эвелин – она кивает, – потом на Марен. Та взвизгивает:

– Давай, давай!

Табло с обратным отсчетом показывает десять секунд, и весь зал начинает считать хором. Просто Новый год в дурдоме, сотня человек громко вопит:

– Десять, девять, восемь!

Когда они доходят до нуля, я с безумной улыбкой жму на кнопку.

В первый момент я думаю, что это глюк.

Улыбка на моем лице каменеет; я не смогла бы шевельнуть губами, даже если бы очень захотела. Тело становится каким-то пластмассовым, как будто я ненастоящая, как будто это дурной сон или розыгрыш. И только услышав шепот Марен: «О господи!», я вспоминаю, что на меня все смотрят.

Перевожу взгляд на Эвелин, которая ждет, крепко сжав губы, потом – снова на свой телефон.

Алистер Миллер.

– Пара нашлась! – восклицает Джаз, отвлекая от меня внимание собравшихся.

Она разворачивает телефон, не выключая запись, и восторженно кричит, вызывая общие аплодисменты и радостные возгласы. Джаз продолжает говорить, предлагая тем, кто сейчас смотрит прямую трансляцию, тоже найти свою пару и рассказать об этом в соцсетях с тегом #ПАКС-пара. Но я ее едва слышу и, как только Эвелин подходит вплотную, издаю отчаянный стон.

– Что такое? – спрашивает Эвелин. – В чем дело?

Я сглатываю, пытаясь заставить себя говорить.

– Мы с этим парнем…

Невозможно объяснить в двух словах, кем для меня является Миллер. Я оборачиваюсь на Марен – у нее широко распахнуты глаза, и она зажимает рот ладонью. «Нет», – думаю я. Это слово заслоняет все мои мысли. Нет, нет, нет.

– Это долгая история, – выдавливаю я.

– История, – повторяет Эвелин. Она смотрит на экран моего телефона, на Марен, на меня, и ее взгляд становится пронзительно-острым. – Какая история?

В детстве Миллер был просто невыносимо мил. Болезненно чувствительный и открытый нараспашку, весь как оголенный нерв. Он плакал в лесу над мертвой птичкой или опаленным молнией деревом. Плакал, когда ушла моя мама, хотя мы оба были слишком малы, чтобы понимать, что она исчезла навсегда. А может, он как раз понимал, в отличие от меня, потому и плакал так горько.

Отношение Миллера к чему-либо всегда было для меня эталоном, с которым я сверялась, познавая мир. Когда его что-то волновало, я тоже была готова волноваться, но, если понимала, что в данной ситуации от меня ничего не зависит, не тормозила на этом и двигалась дальше. Мы никак не могли помочь мертвой птичке или обугленному дереву, хотя да, конечно, Миллер прав – это очень печально. А Миллер всегда проникался тем, что его огорчало, до глубины души, даже если не мог ничего исправить. Этим мы различались.

Наши мамы считались лучшими подругами. Они вместе приехали из Слейт-Лейк, сняли квартирку возле почты и нашли работу. Свитчбэк-Ридж находится в получасе езды от Денвера, но, по сравнению с тем местом, где они выросли, это почти настоящий город. Мамину подругу звали Виллоу, то есть ива, – недооцененное дерево в штате, который славится осинами и соснами. Она вышла замуж за Алистера Миллера, учителя математики в старшей школе, а когда у них родился сын, ему тоже дали имя Алистер, как и всем мальчикам в этом роду. Виллоу называла его самым маленьким Миллером, и поэтому я тоже говорила: «Миллер».

Я родилась на месяц позже. Представьте: две молодые женщины из горного края сидят на берегу озера, накрыв головы шляпами от солнца, а перед ними играют в песочке их пухлые малыши. Мы с Миллером росли бок о бок, почти одновременно проходили все этапы роста, но он всегда был чуть впереди. «Миллер пошел», – говорила Виллоу моей маме, а через пару дней я тоже делала свои первые шаги. Мы с ним все делили на двоих. Когда мама уехала, мы поделили и Виллоу.

На фотографиях с моего первого и второго дня рождения Виллоу стоит рядом с мамой, а на всех последующих – только она, у меня за спиной вместе с Миллером, Верой и моим папой, а иногда и с папой