Момент оказывается упущен, и Сабина чувствует предательское облегчение. Что ж, кот проживет еще немного в своей тюрьме из неопределенности.

Губы девушки растягиваются в несмелой улыбке.

Глава 16

«Одна женщина однажды родила сына. Была она уже преклонных лет, оттого и мальчик при рождении был маленьким и едва дышал. Мать, рассудив, что такое дитя будет ей обузой вместо помощника, вскоре оставила его в лесу. Ребенка нашел лесничий и взял себе на воспитание. Был он человеком добрым и великодушным, оттого и мальчика учил тому же. Время шло, мальчик вырос в сильного юношу с прекрасными золотыми волосами, пошедшего по стопам названого отца и, когда старик скончался, занявшего его место лесничего. По утрам он пробегал весь лес наравне с быстроногими оленями, следя, чтобы всюду чтился порядок, а по вечерам играл на самодельной свирели из черемухи для птиц и зверей. Звуки его музыки были так прекрасны, что даже деревья и те всякий раз прекращали шелест листвы, околдованные чудесной мелодией.

В один день ему повстречалась старая женщина. Была она немощной и совсем тонкой, как ивовая лоза.

При встрече, как и учил его отец, юноша поприветствовал ее:

– Здравствуй, матушка. Заблудилась ты, вестимо?

– Здравствуй, сынок, – отвечала ему женщина. – А ведь ты и правда сын мне кровный, ближе меня никого у тебя нет. Сотни верст прошла я в поисках тебя, теперь ноги мои не несут меня, руки мои не держат меня, глаза мои света не видят.

Подивился юноша, закручинился по старой памяти, но голову склонил перед родной матерью.

– Раз так, то будь гостьей в моем доме. Привечу, напою и накормлю тебя с долгой дороги.

Поблагодарила его женщина сердечно да стала просить понести ее.

– Ты вон какой сильный, а я так слаба, – сказала она.

Юноша подумал да согласился. И впрямь, неужто ему в тягость будет понести чуток маленькое тельце старушки?

Посадил он ее себе на загривок да понес к себе в избушку. Там отогрел ее худые косточки у печи да накормил сытно. Вернулся к матери на щеки румянец, загорелись глаза живым блеском. Стала она смотреть по сторонам да присматривать.

– Экий у тебя дом ладный. Большой и теплый. Как было бы здорово жить в таком доме! Мне ведь и пойти некуда. Разреши больной матери остаться, я много места не займу. Буду помогать тебе чем смогу. А тебе не так одиноко будет.

Юноша подумал да согласился. И впрямь, неужто крошечная старушка займет много места?

Стали они жить-поживать. Матушка быстро обвыклась на новом месте, сделалась хозяйкою. Сына все время держала подле себя да садилась ему на загривок чуть что, приговаривая, как ножки ее не ходят, ручки не держат да глаза света не видят. Так оно и повелось. Когда юноша потянулся было за любимой свирелью, мать его принялась поучать:

– Что же ты в свистульки свои все играешься? Матушке своей лучше дай напиться да наесться.

Юноша подумал да согласился. И впрямь, неужто не сыграется в другой раз? А матери его больной забота сейчас, а не потом требуется.

Не ходил теперь юноша играть на свирели, так что та рассохлась и потрескалась. Мать скоро и вовсе перестала слезать с его загривка да все приговаривала свое ему на ухо, оттого не слышал он больше ни зверей, ни птиц, только голос материнский. Проходили месяцы, затем годы. Тело старухи без движения каменело и однажды в самом деле стало превращаться в камень. Носить его на себе было все труднее. Юноша не мог больше бежать как раньше, словно легкий олень. Поступь его стала тяжелеть, шаг – мельчать, спина – гнуться под каменной ношей. Лицо, когда-то кровь с молоком, исхудало, руки и ноги иссохли, и стало совсем невмоготу ему мать держать.

Однажды споткнулся юноша, упал, да и не смог встать. Так и лежал на сырой земле с каменным горбом.

– Отчего не скажешь ничего, матушка? – спросил старушку сын. – Может, молвишь свое словечко, у меня силы-то и появятся.

Тишина была ему ответом. Уж много дней покойницу носил он на себе, да о том не ведал.

Теперь, когда голос матери не застилал слух юноши, услыхал он пение сойки, да головы поднять так и не смог. Поведал он вещунье о своей горькой доле, а та и сказала:

– Ты когда-то пел краше всех в лесу на своей свирели. Еще бы раз ее услышать.

– Не могу я больше петь на свирели. Ноги мои не несут меня. Руки мои не держат меня. Глаза мои света не видят.

Тогда сойка присела на окаменевшую старуху и клюнула ту прямо в темечко. Камень треснул да рассыпался крошкой, покрывшей юношу всего целиком. Расправилась молодецкая грудь, открылись веки, налилась силой кровь, подняли тело руки и ноги. Время шло, и понемногу оно залечило раны молодого лесничего. Новая свирель, выточенная из ясеня, звучала даже краше старой. Вновь вечерами играл юноша для птиц и зверей, но особо – для сойки-вещуньи. И только волосы его потеряли свой золотой блеск и навсегда посерели от каменной крошки да на плечи порой давила тяжесть, словно мать по-прежнему жила на его загривке».

Сабина замолкает, глядя на неровное пламя догорающего огня в зажженной буржуйке. Весна уже стоит на самом пороге, скрадывая ледяные ветра и все чаще прорываясь сквозь ватную серость неба солнечными лучами. Теперь уже нет нужды топить пристройку, как раньше, – достает и обогревателя, и только на ночь девушка зажигает печь, чтобы затем часами просиживать рядом с зарешеченной дверью на подстеленном пледе.

Тимур улегся на бок на стянутое с постели второе покрывало прямо возле решетки и, протянув руку, крутит в пальцах кончик Сабининой косы, стелющейся по полу.

– Эта сказка отличается, – говорит он, не отрывая глаз от своего занятия. Девушка, словно очнувшись ото сна, переводит взгляд на его лицо, в сумрачных бликах огня выглядящее совершенно не от мира сего. Густые ресницы падают тенью на белые щеки словно крылья диковинной бабочки, а чувственные губы чуть приоткрыты в мечтательной полуулыбке.

Сабина перехватывает его ладонь, отстраняя от своих волос, и переплетает их пальцы.

– Ты как-то спрашивал меня про Севастьянова. – И про мелодию, которую она всегда хранила с собой. – Эта сказка о нем.

– Ты обещала рассказать эту историю. – Тимур тянет их сцепленные руки к себе, вынуждая девушку приблизиться к решетке почти вплотную. Он легко целует кожу на нее запястье, заставляя чуть