Веничка Ерофеев, как вы помните, в Москве всегда хотел попасть в Кремль, а попадал на Курский вокзал.

В Копенгагене я всё время хотел попасть к себе в отель «Адмирал», а попадал в Христианию. В силу своей топографической температуры. В смысле – простудного кретинизма. А может быть – из-за «тяги к плебсу», как говорил Сергей Довлатов.

Знаменитая хиппейская Христиания – нечто среднее между Гарлемом, городской шанхайской свалкой и дачным поселком Малаховка.

Приветливые бомжи на велосипедах, похожие на перевоспитавшегося почтальона Печкина. Иногда они падают с велосипедов и долго лежат на земле, глядя в небо а-ля князь Андрей.

Чернокожая девушка-полицейский, вежливо помогающая напрочь обдолбанному китайскому наркоману встать из лужи. Наркоман не хочет вставать, девушка долго и терпеливо уговаривает его, сидя на краю лужи, словно Аленушка.

Ресторан на втором этаже краснокирпичной хрущобы: вход из окна, подъем – в железной люльке на цепях.

Очень пьяные бородатые дяди недовольно смотрят на твой фотоаппарат. Фотографировать нельзя. Попробуешь – разобьют. И фотоаппарат, и, может быть, рожу. Кто ж их знает?

Обстановка – своеобычная. Что-то типа пародии на люберецкие подворотни двадцатилетней давности.

Трижды в течение дня я заходил в Христианию с разных сторон. В перерывах – бродил по городу в поисках отеля и перекусывал.

Есть в Копенгагене надо днем. Про запас, как хомяк. До 19.00. Потому что с 19.00 всё в два раза дороже.

Иногда у дверей ресторанов встречаются мистические записи. Например: «На обед …, на ужин …». А чего – не написано. Может быть, литров? Каждый датчанин выпивает минимум по пол-литра в день. Не водки, разумеется, как мы, а молока. Про пиво статистики нет.

Ел я преимущественно «смёрре-брёд», то есть бутерброды. С селедкой, очень вкусной. А так тебя практически в любом заведении спрашивают: «Вам лосось или говядину?» Соответственно прилагается рис или картошка. Плюс – салат. Пиво. Где-то 20–25 евро. Терпимо.

Если сидишь в ресторане на улице – над головой у тебя очень жаркая печка. Как говорится, держи репу в тепле, а копыта в холоде. Морда красная, ноги – синие. В животе – как в аквариуме – задорно плещется селедка в пиве. Хорошо.

Один раз я прокатился на аттракционе в парке Тиволи. Потом долго сидел в ногах у железного Ганса Христиана Андерсена и дышал ртом.

К вечеру я вдруг вспомнил, что Копенгаген – это прежде всего скульптура русалочки.

Пошел ее искать. Помню, что русалочка где-то у черта на рогах, за музеем декоративного искусства, где Кастелетт.

Стемнело. У моря – никого. Мокрый ветер. Бежит какой-то здоровый мужик. Занимается джоггингом. То ли араб, то ли турок. Даже в темноте видна черная щетина. Я ему:

– Извините, где здесь русалочка? Мёмейд где тут у вас, ась?

Мужик остановился, широко улыбнулся и сказал:

– It’s me.

И побежал дальше. А я задумчиво побрел прочь.

К полуночи я нашел-таки свой отель. А утром полетел дальше, в Осло. Русалочку, ту, что является символом Копенгагена, так и не посмотрел. Говорят – ничего особенного. Сидит себе зеленая и всё.

Зато эту, небритую, турецко-арабскую, запомню на всю жизнь.

И вот – Норвегия.

Сначала – немного «занимательной геополитики».

Если спросить, например, француза, что такое Скандинавия, француз улыбнется и ответит примерно так: Скандинавия – это а) экология, б) терпимость, в) алкоголизм, г) порнография, д) экономическая модель.

Последовательность может быть и иной, но набор останется тем же.

Позволю себе решительно не согласиться с нашими французскими коллегами.

Прежде всего: Скандинавия – это несколько очень отличающихся друг от друга миров.

Финны – это отдельная песня. Финно-угры. Типа карелов, коми и мордвы. Словом, наши люди, очень умело сделавшие вид и затем сами поверившие в это, что они европейцы.

Исландцы – тоже особый мир. Остров. Островное мышление. Килька, гейзеры, коллективный фитнес вместо обеда, унификация фамилий. Все исландцы – однофамильцы. Популяция цивилизованных однофамильных пингвинов. Это комплимент.

Теперь о главных скандинавах: датчане, шведы, норвежцы. Типологически соотношение этих народов близко к соотношению русских (датчане), украинцев (шведы) и белорусов (норвежцы). Натяжка здесь, конечно, очевидна, но без натяжек – скучно.

Датчане создали мощную северную империю. Самый известный датчанин – Гамлет, как мы помним, назвал Данию тюрьмой (ср. Российская империя – «тюрьма народов»). Потом от Дании откололась Швеция, прихватив в качестве бонуса Норвегию. А затем и Норвегия откололась от Швеции. Причем совершенно мирно: просто в один прекрасный день норвежский парламент решил, что Норвегия – самостоятельная страна. И шведы это дело проглотили. Проглотили, потому что тогда Норвегия была самой бедной страной Европы. Можно сказать, обузой. В Норвегии часто случался натуральный голод. Чуть ли не две трети норвежцев эмигрировали из страны. В общем – плохо было их дело. Фьорды фьордами, а денег нет. А, как говорится, денег нет – отваги нет.

Но примерно 35 лет назад произошло чудо: в Норвегии были открыты огромные, вполне соотносимые с аравийскими или иракскими запасы нефти. Представим себе для сравнения, что вдруг в белорусских болотах нашли алмазные россыпи. Как бы повели себя белорусы?

Потомки викингов, со свойственной им нордической обстоятельностью, сели и подсчитали, что для четырёх с половиной миллионов населения страны (это даже меньше, чем в Санкт-Петербурге) этой нефти хватит поколений на двадцать-двадцать пять. А то и больше.

И вот – Норвегия. Одна из самых богатых и самых странных стран мира.

Мне в Норвегии всё показалось крайне необычным. Теперь – по пунктам. Тем, что предлагают французы. Исходя из личного опыта.

Экология. Да.

Фьорды, фьорды. Эти бесконечные коммуналки троллей. Доисторические морды скал. Водопады похожи издалека на вьющиеся седые волосы.

Трогательное отношение к животным. Норвежский скот живет в «вольном полете». То есть всяких там козочек и коровок хозяева просто отпускают пастись. Никто их не крадёт. Но – чу! – есть проблемы: козы и коровы иногда попадают в расщелины, ломают ноги. А это – нарушение прав животных. Если коза сломает себе ногу – хозяин платит астрономический штраф. Непонятно только кому – государству или козе.

Один норвежский скотовод убил волка за то, что тот перерезал почти весь его скот. И заплатил гигантский штраф. Потому что «волк непосредственно не угрожал жизни фермера». То есть штраф за превышение мер самообороны.

Когда мы проезжали какое-то очередное озеро, гид сказал: «Раньше здесь разводили раков. Но потом перестали разводить: раки научились это делать сами». По-моему, прелестно и экологично.

В