на шаг, я встала вперёд, чуть задвигая его за спину. Июльский воздух поплотнел и сгустился между нами. И день хрупкой ореховой скорлупой раскололся на две части.
– К-как? Как это случилось? Почему? Мы же виделись недавно, шло на поправку…
– Всё одно к одному, – её глаза чуть подёрнулись дымкой, – метастазы в лёгком, инфекция, а, что говорить. Да и слабенький он был.
– Господи. – Я присела на корточки, опускаясь вровень с её лицом.
– Не мучается теперь Тёмка – одна радость. Чистый ангел. – Она посмотрела на Егора. – У тебя всё будет хорошо, верно тебе говорю. Не так, как у моего внука, а иначе – всё будет хорошо. Я теперь точно знаю, я всё чувствую.
Егор молчал, ошарашенно глядя на женщину.
– Вам нужно что-то? – Я мучительно пыталась вспомнить, как её всё-таки зовут. – Может, мы чем-то можем помочь?
– Да, – решительно сказала она, – нужно. – И снова посмотрела на Егора. – Живи. Выздоравливай. Борись. Смерть жадная. Живи. Живи.
– Я постараюсь. – Сын опустил глаза.
– Постарайся, – она слабо махнула рукой, – иди… гуляй, дыши, радуйся.
– Вы говорите, если что.
– Завтра его отец прилетит, повезём мы нашего мальчика домой, – женщина глубоко вздохнула, – до-мой.
Мы пошли дальше по дорожке. Молча. Я пыталась вспомнить мальчишку, которого совершенно не знала, и всплывали какие-то обрывки, клочки – лысый, головастый, худой и бледный, как все онкологические дети. Ах да, он ещё был в очках. Смешных таких круглых очочках, как у Гарри Поттера, и всё носил потёртый и разлохмаченный шарфик Гриффиндора – факультета победителей. Моим парням тоже нравилась эта волшебная сага.
Сердце сжалось в ледяной осколок: «Господи, а вдруг и Егор?» Боже… «Нет, нет, нет. НЕТ! Даже не думай об этом, даже и мысли такой не допускай. Егор выздоровеет, поправится. И всё будет хорошо. Слышишь? С ним такого не будет. Егор старше и сильнее, и болезнь поймали рано. И химия проходит хорошо».
Сын шёл рядом, глядя внутрь себя.
– Егор?
– Пойдём в палату?
– Послушай… – мы уже зашли в отделение, – я понимаю, но ты… всё будет хорошо. Артём был маленький, семь лет. И слабый. Это история не про тебя, слышишь?
– Да, мам, я знаю, – отмахивался он, – не нужно меня уговаривать.
– А я и не уговариваю, просто…
– Просто давай не будем об этом, – сказал он довольно резко, лёг в кровать и включил телик.
Это был его негласный «сигнал» – мол, не лезь, отстань. Я села в кресло и достала вязанье. А через минуту отложила, взяла телефон и написала Семёну: «Я буду очень рада тебя видеть, приезжай!» Мне хотелось жизни.
Сегодня для Егора был довольно лёгкий день – последний перед следующей инъекцией, и я решила этим воспользоваться. Попросила дежурную медсестру присмотреть за ним и наведалась в ближайшую парикмахерскую – мне до смерти надоели отросшие патлы, очень хотелось обновления. Не в преддверии приезда Семёна – для себя.
Когда ты ничего не можешь поделать с чужой смертью, ты пытаешься хоть что-то сделать внутри своей жизни.
Подстригли меня не так идеально, как в Петербурге, но вполне сносно. Немного коротковато, на мой вкус, но, что называется, «с запасом», когда в следующий раз удастся – неизвестно. Во всяком случае, чувствовала себя я намного лучше.
Мы больше не говорили ни про Артёма, ни про его бабушку, будто бы их и не было никогда. Через день на его место положили еврейскую девочку лет четырнадцати-пятнадцати из Натании с лейкозом и мамой.
Я понимала – так легче, проще, но мне было странно и неловко, будто бы я мысленно надела на этих людей «колпак прокажённых» и вычеркнула. Жизнь столкнула их со сцены, и теперь они обитали за тихими кулисами смерти, куда очень не хотелось заглядывать. Это было так сухо-обыденно и страшно – был мальчик, смешной и тоненький, в гаррипоттеровских очёчках – и нет его.
Глава 23
– Егор, звони обязательно, через каждые пару часов – звони. И я буду звонить. – Маленький рюкзачок выпадал из нервных рук.
– Да ладно, мам, – он видел, что я волнуюсь, – иди спокойно, договаривайся. Сегодня мне будет нормально. И завтра тоже.
– К вечеру постараюсь заглянуть. – Мне было стыдно, что я ухожу.
– Мам… – Егор вздохнул и закатил глаза.
Я посмотрела на дверь:
– Скоро придёт Юда, СМС-ни мне, хорошо?
– Угу. Иди.
– Всё, – я подошла к нему и поцеловала в нос, – звони!
И, не оборачиваясь, вышла за дверь.
Как ловко я научилась врать!
Когда-то нам, молодым филологам, один взрослый дядька-преподаватель сказал, что самая изощрённая ложь – это строгая дозировка правды. Старая мудрая заповедь журналистов всех времён – «выдавайте по кусочкам», остальное достроит фантазия слушающего или читающего. Вот и сейчас я сказала Егору, что иду встречаться с предполагаемым спонсором, который, может быть, частично оплатит операцию в Израиле. Если учесть закинутую Семёном «удочку» про новый японский проект – то почти правда. Я сказала, что не знаю, когда закончится встреча, и что, скорее всего, в больницу уже не успею, а поеду сразу к себе в комнату. И завтра тоже непонятно, как пойдёт, но буду всё время на связи, постараюсь утром заглянуть. И, конечно, с ним будет неотлучно Юда.
Сын всё проглотил с ретивостью неофита, он тоже понимал, что оперироваться лучше здесь. И мне было стыдно за то, что основной моей целью встречи с Семёном были совсем не переговоры по поводу денег.
Я задумалась – а что?
Ну не цветочки же он приедет нюхать на два дня из Токио в Тель-Авив.
Я разозлилась на себя: «А чего ты ожидала? Что взрослый мужик потратит кучу денег, припрётся за тридевять земель, чтобы за ручку по городу погулять?» И почувствовала нелепую обречённость и унизительность любовницы. «Фу, блин!»
«Ничего не случится, если я не захочу, – уговаривала я себя по дороге в аэропорт, – в конце концов, я взрослая женщина, не будет же он… в самом деле!»
Но я хотела. Вспоминала наш поцелуй возле арки Голландии, его тёплые карие глаза и хотела, чувствуя себя стесняющейся школьницей с косичками.
«Откуда он вообще взялся, этот хан монгольский? Доктор-востоковед!» Мне было смешно от собственного волнения. Кроме Димки, у меня никого не было.
Ди-ма… я не хотела о нём думать. Совсем. Слишком было невыносимо-стыдно. И не думала.
– Марина! – Семён махал рукой, держа за длинную ручку небольшой чемодан на колёсиках.
Его лицо сияло.
И я тоже улыбалась, пытаясь унять внутреннюю дрожь.
Обновлённый аэропорт Бен Гуриона огромен! И, слава еврейскому богу, сегодня не Шабат, поэтому можно