В Ганновере намечалась единственная остановка – персонально для меня, остальные катили дальше. Автобус съехал с трассы на какой-то промышленный пустырь. Виднелись жилые дома – спальный район, панельки. Я достал бумажку, где был записан номер Эрика. Почти с трепетом взял непривычно маленький, напоминающий игрушку «сименс»: и как тут набирать ваши номера? Действительно с нуля начинаются?

Трубка отозвалась испуганно и нервно: – Хале?! Хале?!.

– Дядя Эрик?! – я радостно покричал. – Это я!

– Хале?! Кто это?!

Никто не был виноват. Ну что поделать, если родители всегда жили в своем выдуманном мире, слышали не то, что им говорят, а то, что хочется услышать. Им везде чудилась круглосуточная дружба, а это были просто посиделки раз в полгода да песни под гитару.

– Приехал? – ликуя, прокричал Эрик. – Ну, молодец! Как обустроишься, заходи! Пока! – и трубка замолчала.

Как родного, блять!

– И? – спросил «кожаный», довольный, что разговор оказался таким скоропостижным. – Все?

Я набрал наудачу друга Леху. Сразу дозвонился.

Друг расторопно спросил:

– Ты где?

– Да хуй его знает, – отвечал я гибельно и весело. – В Ганновере. В какой-то жопе на окраине. А ты где?

– В Касселе. Но буду у тебя часа через четыре.

– А это не напряжно? – спросил я дрогнувшим голосом. – Я тебе, если че, верну за билет.

– Пф-ф!.. Брат, не гони! Со своей трубы звонишь?

– Не, взял у соседа по автобусу.

– Короче, давай, чтоб не разминуться, пиздуй до главного вокзала и жди там. Перед центральным входом, где-нибудь на площади. Там всегда что-то есть, памятник или фонтан.

Так сказал мне друг Леха. Которого я не видел четыре года.

Я вернул «кожаному» его мобильник, спросил у водилы (или его сменщика), подкинут ли меня к центральному вокзалу.

– В принципе, не по маршруту, – сказал водила, пряча очередного карла. – Но так и быть, до центра, а там уже сам разберешься…

Город если и отличался от знакомого с детства Ивано-Франковска, то в худшую сторону: еще меньше старины. Да и откуда взять ее, старину? Нашлепать разве поверх послевоенных развалин бетонные новоделы. Такой был центр Ганновера, только украшенный к Рождеству огоньками, теремками с фастфудом. Киношный Ганновер Мюнхгаузена выглядел куда барочней.

Я взял в ларьке сосиску и картонный стакан глинтвейна. Жуя, глядел по сторонам, высматривал консерваторию – в Харькове она находилась в самом что ни на есть историческом центре, рядом с памятником героям революции и ломбардом.

Но прежде консерватории увидел витрину оружейного магазина. Дома я часто посещал такие, но мало что мог себе позволить. Не из-за денег. Для нормального ножа нужен был охотбилет. Особенно мне нравился Buck General – нож костюмированного маньяка из фильма «Крик». Пока его не купили, я частенько проведывал тот «бак». Хоть и много потом их было у меня, ножей, я до сих пор не знаю железяки красивей Buck General. Помню, продавец говорил, поглаживая черную эбонитовую рукоять, длинный сверкающий клинок:

– Им же гвозди настрогать можно…

И вот он лежал передо мной на другой витрине в городе Ганновер – Buck General. Точно такой же, как тот харьковский. Я на тарабарском инглиш спросил у продавца, нужно ли разрешение на него, и, шалея от радости, услышал – ничего не нужно! Отвернувшись к стене, распорол на брюхе тайный шов, вытащил две сотки.

Со мной, должно быть, случился приступ эйфории, умственный обморок, когда я положил свежекупленный нож в рюкзак. Пожалуй, никогда я больше не бывал так счастлив покупке ножа, как в тот мой первый день в Германии…

Как и предсказывал Леха, у здания вокзала действительно находился памятник. Конный король Эрнст Август – гусар, покрытый облезлой бронзовой зеленцой. Там я ждал, иногда заходил погреться и выпить кофе.

А потом нагрянул друг. Я не понял, с какой стороны он возник – просто из ниоткуда. Леха был одет в роскошное рванье, и выглядело оно куда лучше моей «приличной» одежды. Что на мне было тогда? Снизу вверх – лыжные ботинки, джинсы-

бананы, куртка-парка – все из секонда на Сумской.

– Да вообще ни хера мне это не стоило! – Друг вырос на чужбине, стал огромен. – У меня студенческий, по нему в земле Хессен бесплатные поездки.

– Ганновер вроде Нижняя Саксония.

– Так и проводники не звери. Разрешили доехать от Геттингена. Ну, где-то и по вагонам от них съебался. Все ок!

Потом Леха сказал:

– Поездом, да еще за бабки, может любой дебил. Вот если бы ты приехал в субботу, мы бы легко добрались обратно. Тут есть билет выходного дня. Дешевый, и сразу на пять человек. Всегда можно напроситься к кому-то в компанию… Ага, вижу, охуенный нож, братан, но лучше спрячь его, а то, если так и будешь с ним идти, нас никто не возьмет.

– Куда не возьмет? – Я любовался то клинком, то другом Лехой.

– В машину. Стопом поедем обратно. Приколешься, интересный опыт.

– Далеко ехать-то?

– Тут все близко. Километров сто пятьдесят. Страна маленькая.

У него в руках развернулась бумажная гармошка, оказалась картой.

– Короче, – он пошарил пальцем по рассыпавшейся пестрой географии. – Мы вот тут… А надо примерно сюда. Я ж говорю, нож – кайф, но лучше спрячь…

Он выхватил у меня сумку, как невесомую закинул на спину:

– Ну че, пора сложить походную песню?

И я сложил. Точнее, переделал старую: – Я все смогу, я клятвы не нару-у-шу!.. Но, может быть, случайно и нарушу!..

И Леха сразу понял, подхватил:

– Ты только прикажи, и я не стру-ушу!.. Но, может, стру-у-шу!

– Слушай, – вспомнил я через сотню шагов, оборвал песню. – А в Касселе есть консерватория?

– У меня соседи бывшие – скрипач и баянист. Где-то ж явно учились. Завтра познакомишься и поспрашиваешь.

– В общагу едем?

– Не, на квартиру. Знакомый уехал послушничать на Афон. Вернется через пару месяцев, у него пока поживешь…

На съезде к автобану нас приютил в своей фуре хмурый дальнобойщик. Что-то процедил на своем.

– Чего хочет? – спросил я тихонько Леху.

– Просит, чтоб ты нож свой убрал! Боится. И чтобы, пока ехали, не пиздели громко.

Я спрятал «бак» в рюкзак, лишь изредка совал туда руку – ощупать. Смотрел в окно на однотипную обочину и думал, что, в общем-то, не такая уж страшная эта немецкая планета, если тут живет друг Леха и без лишнего мозгоебства продают ножи чужестранцам.

Мы все равно не удержались и говорили громко. А потом я не со зла вытащил нож, и нас высадили где-то на заправке.

– Они обычно