– Друг мой, я не могу остановить потока стихов! Из меня так и льется! Все утро терзал поэзией Оленьку, боюсь теперь, что она передумает выходить за меня замуж, – поделился он с Онегиным и тут же просиял: – Меня не покидает вдохновение!

– Невелика беда, – буркнул Евгений, с трудом сдерживая раздражение. – Готов побыть твоей музой.

Торжествующий Ленский не заметил сварливого настроения друга. Онегин постарался взять себя в руки и улыбнуться. Ему внезапно подумалось, как это, должно быть, здорово – просыпаться каждое утро и быть просто счастливым, радоваться солнцу и небу, находить прекрасным все вокруг.

Когда кто-то близкий влюблен и искрит счастьем, это передается и окружающим. Ты тоже испытываешь эйфорию, и собственная жизнь начинает видеться ярче и радостнее. Онегин все ждал, когда и на него просыплется пыльца восторгов, ликования и влюбленности, но увы. Его опыт, всесторонние знания и трезвый взгляд на жизнь отгораживали его от людей и защищали от чувств. Делали его существование безопасным и скучным.

– Ты не поверишь, Евгений. – Ленский смелыми шагами прошелся по гостиной Онегина и размашисто плюхнулся на излюбленный диван. – У этого Модеста точно планы относительно Татьяны.

– Он снова в доме Лариных? – догадался Евгений.

– Да! – всплеснул руками Ленский, принимая из рук Лукьяна крынку с компотом.

Онегину очень нравилась эта свойская, почти хозяйская манера поведения друга в его доме. Милый, обаятельный, непосредственный Ленский устанавливал вокруг себя легкую приятную атмосферу. Все, кто оказывался рядом, стремились о нем позаботиться. Лукьян встречал Владимира компотом, уточнял, не желает ли молодой барин чего перекусить, Иван поил коня, того гляди кухарка начнет интересоваться, что из еды любит Ленский, и специально готовить лакомства на ужин перед его приходом. Впрочем, булочки, именуемые Глафирой профитролями, у них и так не переводились.

– Я проводил Оленьку до дому, мы были слишком заняты беседой, и я не заметил экипажа Петушкова. Вхожу в гостиную Лариных, а там Модест с Татьяной, – продолжил Ленский, изумленно выпучив глаза. – Уж не знаю, о чем разговаривали, при нашем появлении сразу смолкли. А Оля, как мне кажется, удивилась не менее моего.

– Попомни мое слово, – равнодушно заметил Евгений. – Он еще ее руки попросит.

– По-твоему, Модест влюбился в Татьяну? – И пусть в тоне прозвучало любопытство, но тревожная морщинка мелькнула меж бровей Ленского.

– Нет. При чем здесь любовь? Никто не говорит о любви. – Евгений удобно устроился в своем кресле. – Я говорю, что Модесту есть резон жениться. Так почему бы не на Татьяне?

– Ты точно знаешь что-то, чего не знаю я. – Ленский внимательно посмотрел на друга. Его глаза лукаво блестели. Руки он сложил на груди, всем видом показывая, что намерен выпытать секрет. – С чего ты взял, будто он попросит руки Татьяны? Прасковья Парфеновна пребывает в приподнятом настроении. Уж не случилось ли этого уже? – Но, слегка скривив губы, он прищурился. – Нет, не может быть. Оленька бы в любом случае узнала первой. Они с сестрой близки. Если Татьяна влюблена, Ольга бы уже знала.

– Владимир, ты торопишь события, – рассмеялся Евгений. – У Модеста есть резон жениться, а уж кого он выберет, мне неведомо. И ты опять про любовь! Ты неисправим. Я же имею в виду деловой интерес.

– Да расскажи же, что ты знаешь! – Ленскому уже не терпелось. – Я ничего не понимаю в делах, а уж мешать с ними любовь и вовсе не представляю как.

Онегин помолчал еще немного, испытывая его выдержку. Многозначительно улыбнулся другу, на что тот порывисто и требовательно всплеснул руками и закатил глаза.

– Ну-у!

– У Модеста в Петербурге есть тетка. Генеральша Ухтомская. Весьма влиятельная и состоятельная дама. Разумеется, как возле любой высокопоставленной, богатой и, что немаловажно, престарелой тетки, вокруг нее кишмя кишат родственники, охочие до самых разных милостей с ее стороны, а многие и до части ее состояния. А оно таково, что даже если разделить на два десятка наследников, каждому достанется приличная доля, – ровным, ничего не выражающим тоном поведал Евгений, своим безразличием и равнодушием лишь подогрев любопытство Ленского. – Модест, конечно, не входит ни в первые наследники, ни в любимчики тетки, что не мешает ему ошиваться в ее доме и питать надежды. Как по мне, много ему никак не светит, но… – Онегин полюбовался своими ногтями, потом поболтал квас в высоком стакане, который уже давно нагрелся. – Сегодня душно. Ты не находишь? К дождю, наверное?

– Евгений! – со смехом воскликнул Владимир. – Ты меня намеренно дразнишь?

Онегин тоже засмеялся и признал:

– У тебя слишком сияющие любопытством глаза, не смог удержаться.

– Ну? И что тетка?

– Тетка, как дама, окруженная яростным, мутящим сознание вниманием, жутко взбалмошна и капризна. Думаю, если сыграть на этом, ублажать ее, преклоняться, почитать и потакать ее прихотям. – Евгений на мгновение закатил глаза, демонстрируя отношение к причудам престарелых дам, – даже Модесту можно обскакать пару наследников. – Он закусил губу, потом приложил палец к уголку рта и добавил: – Это лишь мои предположения. Но, по всей видимости, так и произошло. Модест как-то особенно ублажил и порадовал родственницу, поскольку она все-таки включила его в завещание.

– Теперь Модест стал богатым наследником? – радостно догадался Ленский.

– Не торопись, мой друг. – Евгений медленно покивал. – В завещание-то она его включила, но не из соображений милости и добродетели, а из желания распоряжаться чужой жизнью. Править собственным маленьким мирком. Любят престарелые дамы поучать да советовать, особенно тем, кому от их советов деться некуда.

– И что из этого? – Ленскому пока не открылась суть всей интриги. Это Евгений, закаленный долгой жизнью в Санкт-Петербурге, в момент смекнул, что к чему.

– Тетка включила Модеста в завещание при условии, что он женится. Так сказать, остепенится. Заведет семью и детей. – Евгений пожал плечами. – Может, хочет спасти его жизнь, надеясь, что если он займется семьей, то станет серьезнее и рассудительнее. Может, рассчитывает, что семья отвлечет его от карт и разгула. А может, так, глумится для развлечения. Но она выставила самые серьезные условия, и Модест получит наследство, только если соблюдет их.

– А такое возможно? – Ленский удивленно захлопал глазами.

– Почему нет? – снова пожал плечами Онегин. – Мне о завещании генеральши Ухтомской мой друг Николай Завьялов написал. И Дельвиг тоже. А у него не только литературный журнал, но и новостной листок, так что он по долгу службы владеет всей нужной информацией. – Евгений повел рукой и, как будто только вспомнил, добавил: – Турбин, и тот написал. А он вообще не любитель писать письма. Но он наверняка знает все подробности, поскольку тоже частенько играет в карты. И если не с Модестом, то в приятелях