– Фред, Гектор едет со мной, чтобы повидаться с мамой, только и всего. Можешь не переживать, я не настрою его против тебя. Это же только на неделю.

– Я не за себя переживаю, – опасливо говорит Фред.

– Гектор большой мальчик; думаю, он в состоянии о себе позаботиться.

Заметно раздраженный, он прикрывает глаза; затем с явным усилием открывает и снова говорит:

– Послушай… он не все тебе рассказал.

Мое терпение на исходе.

– Я все понимаю, Фред. Вы с Рэн оказались здесь раньше; вы знаете его дольше. Тебе необязательно…

– Кара, я вообще не об этом. Он открылся тебе больше, чем кому-либо из нас за все это время, – перебивает меня Фред. В его словах сквозит обида, которую он все еще на меня держит. – Ты же видишь, какой он, когда ты рядом. Ты входишь в комнату, и у него как будто лампочку внутри включают…

Я чувствую, как краснею.

– Это только потому, что я новенькая. Я для него вызов.

– Не в том плане, о котором ты думаешь. Я вижу, что иногда, когда вы рядом, он почти становится собой – по-настоящему собой.

– Даже если и так, – говорю я, – почему тебя это тревожит?

– Кара, Гектор круглосуточно обхаживает всех вокруг. Он привык держать под рукой тех, кем можно воспользоваться.

На миг мне становится заметно, до чего обижен Фред.

– Но с тобой он так себя не ведет, Фред.

Он отвечает сразу же:

– Он всегда так вел себя со мной, Кара.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Чтобы предостеречь тебя, наверное, – произносит Фред. – Тебе и своих забот хватает. Ну и он откроется тебе с той стороны, о которой ты, возможно, не хотела бы узнать.

– Я не понима… – Я хочу, чтобы он прекратил.

– Ты – не единственная, кому плохо, Кара, – говорит Фред, игнорируя мои слова. – Больше ничего не могу тебе рассказать. Просто будь осторожна.

– Осторожна в каком смысле? – сердито уточняю я. – «Осторожнее, не обидь его»? Или «осторожнее, он может тебя обидеть»?

Фред пожимает плечами. Если бы я не знала, что он умеет проявлять враждебность, решила бы, что ему стыдно.

– Чувства все усложняют, а у вас обоих и без того уже достаточно сложностей в жизни.

В дальнем конце коридора возникает Гектор.

– Калифорния, мы не можем тут весь день торчать. Нам еще на самолет надо успеть, ты помнишь?

– Иду, – откликаюсь я, бросая последний взгляд на Фреда. У него виноватый вид; у меня – наверняка разъяренный.

25

Ярость – полезная штука. Ярость помогает мне сесть в машину. Я жду, когда мадам Джеймс отметит меня в своем списке, а затем ныряю прямиком в такси и без тени сомнения сажусь рядом с Гектором. Я пристегиваюсь и поворачиваюсь к Гектору, чтобы проверить, пристегнулся ли он.

– Подарочек для тебя, – он протягивает мне нечто из бежевой фланели. – Маска для сна. Надень.

– Обойдусь, – говорю я с наигранной уверенностью, но, когда машина приходит в движение, до меня доходит несколько вещей: когда я ехала сюда, было почти темно. Днем кристально ясно, и я увижу наш спуск с горы во всех деталях – меня охватывает чистый и едкий страх. Это первая. А вторая – машина будет ехать вниз под углом, что гораздо, гораздо хуже.

– Я стащил ее у Фреда специально ради тебя, Калифорния. Благодаря щедрости швейцарских авиалиний тебя ждет легкая поездка. Так что прекрати сопротивляться и надень чертову маску.

Я делаю, как он просит, и сразу же радуюсь, что послушалась. Я уже в машине, и терпеть придется до конца. Водитель вряд ли высадит меня на середине пути посреди горы, если я потеряю самообладание. О боже, мне придется сидеть здесь до последнего – конечно, я психану. Ладони у меня начинают дрожать, но тут правой рукой я чувствую холодное уверенное прикосновение – это Гектор, переплетая свои пальцы с моими, крепко сжимает ее. Когда он держит меня за руку, я чувствую, будто у меня появился якорь, как в ту ночь, когда я рассказала ему об аварии. Когда он держит меня за руку, мне не так одиноко.

В голове крутятся слова Фреда. Чувства все усложняют, а у вас обоих и без того уже достаточно сложностей в жизни…

Пространство между нами заполняют волны энергии; интересно, думаю я, чувствует ли он то же, или мне только кажется. Нам предстоит провести два часа плечом к плечу, и меня накрывает иное чувство. То, которое я совершенно точно не должна испытывать, – то, на котором большими буквами написано:

«СЛОЖНОСТИ»

Когда мы приезжаем в аэропорт, я ликую, несмотря на уловку с маской для сна. Возможно, делать то, что вселяет в меня ужас, и справляться с этим без потерь – лучшая терапия. Мы шагаем по аэропорту, и я вдруг осознаю, что меня окружает облако спокойствия.

Наши билеты были забронированы отдельно друг от друга, поэтому соседние места в полете нам не светят. И, судя по напряженной атмосфере в такси, это только к лучшему. Но когда мы встаем в длинную очередь на посадку, Гектор приходит в волнение.

– Я попрошу твоего соседа поменяться местами. Я уверен: если мы объясним, что ты боишься летать, он уступит, – говорит он. Его забота вызывает у меня улыбку. – Что? Почему ты не паникуешь?

– А я-то думала, ты будешь этому только рад.

– Я рад. Я просто не понимаю, почему ты так спокойна. Ты ведь провела последние два часа, не снимая маску для сна.

– Я не боюсь летать, Гектор.

Он хмурится.

– Не вижу логики.

Я перерываю рюкзак в поисках посадочного талона.

– В чем именно?

– Вообще. Ты не ездишь в лифтах – не думай, что я не заметил, как ты каждый день взбираешься по той огромной лестнице. У тебя чуть не случилась паническая атака, когда ты в первый раз вошла в кабинку фуникулера. Ты спокойно едешь в машине, если у тебя глаза закрыты маской, но при этом ты закатила истерику, когда нам надо было погрузиться в автобусы…

Меня накрывает волной стыда – я чувствую, как горит лицо, но не отвожу глаз.

– Спасибо, что напомнил.

– Нет, ну серьезно, Кара. Разве не должна клаустрофобия сильнее всего проявляться в самолетах?

– Я и не говорила, что у меня клаустрофобия.

Я вижу, как шестеренки у него в голове бешено вертятся, пытаясь найти ответ к этой