– Бет?

Звук возвращается, меня будто ударяет током, и я вспоминаю, почему лежала, свернувшись в комочек, на полу. Меня начинает трясти.

– Дуга больше нет. – Я произношу это как факт, но умоляюще смотрю на Джори, всей душой желая, чтобы он меня поправил или хотя бы предложил другую, не такую чудовищную версию, но он молчит. – Эмми тоже умрет, да?

Мне так отчаянно хочется, чтобы здесь была какая-то ошибка, чтобы они просто перепутали. Маловероятно, я знаю, но возможно же! Я начинаю торговаться. С Богом или кем угодно, кто меня слышит. Пожалуйста, пусть это будет неправда, я сделаю все что угодно. Верни Дуга, не дай моей сестре умереть, пусть этого несчастного случая не будет – и я никогда больше не стану жаловаться на свою жизнь.

У меня стучат зубы.

– Мы этого не знаем. Эмми сильная.

Руки Джори больше не касаются моего лица, а уже снимают пиджак и накидывают мне на плечи. Помню, как он делал то же самое в тот вечер, когда мой первый парень бросил меня после какой-то алкогольной вечеринки и ссоры. Меня тогда всю трясло от шока или адреналина – или всего вместе. Джори нашел меня, мы купили в фургончике у ночного клуба бургеры и уселись на бордюре. Джори тогда повторял, что все наладится. И я хочу, чтобы сейчас он тоже сказал, что все будет хорошо, но этого не случится.

Он заводит машину.

– Нам действительно уже надо ехать в больницу. Я только хотел сначала убедиться, что у тебя не паническая атака.

– Пожалуйста, поехали быстрее. Мне надо быть там. Сколько туда…

– Час двадцать пять, – отвечает он, передавая мне сумку. – Внутри бутылка воды и пластиковый пакет, если будет тошнить. Ты сказала, что тебе нехорошо. Очки твои я тоже взял, вдруг глаза заболят от линз. Не знал, что еще нужно, а ты просто кричала… – Он замолкает. И выглядит так, будто сам плакал.

Единственный раз, когда я видела Джори плачущим, – это еще в старшей школе, когда умер Брамбл, его спрингер-спаниель.

Держу на коленях вещи, которые он мне передал, пытаясь проглотить обжигающий комок в горле.

– Я не могу потерять ее, Джор. Она нужна Полли и Теду. Она нужна мне.

Он бросает на меня быстрый взгляд, но не отвечает.

Я терзаю и так уже обгрызенные ногти. Дуга больше нет. Эта фраза крутится в голове как на повторе. Я же видела его всего два дня назад. Вломилась к ним на ужин без приглашения, узнав, что они готовят лазанью. Моя сестра готовит лучшую лазанью в мире: корочка у Эмми получается хрустящей, как я люблю. Весь вечер я подкалывала Дуга по поводу его мешковатых джинсов, а Эмми – из-за ее садовых тапочек. А теперь в их кухне полиция, и они говорят то, что мы не хотим слышать. Как он мог умереть вот просто так?

Джори включает радио, но тут же выключает, услышав в новостях о смертельной аварии на шоссе М5. Остаток пути мы проводим в тишине, и комок в горле жжет по-прежнему.

Больница – настоящий лабиринт из коридоров и комнат ожидания. Мы идем так быстро, как только можем, едва не срываясь на бег. В какой-то момент я дергаюсь вперед, но чуть не врезаюсь в пациента, которого вывозят на коляске из лифта, и Джори меня перехватывает, заставляя идти медленнее.

– Уровень два, зона К, – повторяет Джори указания медсестры из реанимационного отделения. – Почти пришли.

Мама с папой еще не приехали. Им пришлось забрать Полли из школы и все ей рассказать, так что они только едут к нам. Тед о папе пока не знает, но его взяли с собой навестить маму. Нам не сказали, что с Эмми, только что все очень серьезно, и, если вдруг Теду нужно быть здесь, съездить за ним бы уже не успели. О детях я сейчас думать не могу: от этого в буквальном смысле разбивается сердце. Удивительно, как боль от этих новостей ощущается на физическом уровне – грудь словно сдавило тисками.

Толкаем дверь в наше отделение, и навстречу выходит медбрат, спрашивая, к кому мы. Мельком оглядываю коридор за его спиной; я уже навещала друзей в больнице, но это отделение ни на что не похоже. Пациенты не сидят в кроватях с виноградом и конфетами, не смотрят выдвижные телевизоры. Вместо этого здесь несколько отдельных комнат, двери закрыты – и полная тишина, прерываемая только пиканьем аппаратов.

– Мы к Эмми. Эмили Лэндер. Я ее сестра, Бет, – произношу я.

Медбрат кивает в знак приветствия и переводит взгляд на Джори.

– А это Джори, мой друг. – Судя по всему, этого недостаточно. – На самом деле скорее часть семьи.

Нас ведут мимо безмолвных палат в длинный коридор с рядом стульев напротив помещения, похожего на кабинет. Медбрат показывает Джори, где находится ближайший кофейный автомат. Я не хочу кофе. Сажусь, но тут же вскакиваю и начинаю ходить туда-сюда. Ждем мы недолго; из кабинета к нам выходит женщина.

– Бет? Я доктор Харгривс. Как я понимаю, ваши родители в пути.

Я киваю.

– Могу я увидеть сестру?

Доктор жестом предлагает мне сесть, и я нехотя подчиняюсь, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Что-то случилось с тех пор, как они говорили с папой?

– Состояние вашей сестры совсем неважное, – тихо и сдержанно произносит она.

«Состояние неважное». Это означает, что Эмми жива. От одной этой мысли меня переполняет облегчение, несмотря на обеспокоенное выражение лица врача. «Самочувствие неважное» – так всегда говорила мама, когда мы подхватывали простуду. Теперь, когда это о моей сестре говорит настоящий врач, звучит определенно хуже.

Доктор садится рядом. За ухо у нее заткнута ручка. Я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на ее словах.

– При аварии Эмми получила черепно-мозговую травму. Когда скорая прибыла на место, ваша сестра ни на что не реагировала, дыхание было редким.

У меня вырывается всхлип, я будто наяву вижу место аварии. Джори кладет руку мне на плечо и сжимает его.

– Она говорит? Она знает, где находится? Знает, что произошло? – «Она знает, что ее муж мертв?»

Доктор качает головой:

– У вашей сестры диагностировано глубокое нарушение сознания, ее подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Проще говоря, она в коме, хотя в случае травмы головного мозга ничего «проще» никогда не будет.

– Она умрет? – Я смотрю ей в глаза.

Мне необходим ответ, и в то же время я не хочу его знать.