Отправляю Малкольму сообщение с извинениями и прячусь обратно в дом, уже предвкушая целый день безделья. Может, в морозилке осталась пицца? Мама иногда покупает такие, похожие на мою любимую пиццу из доставки, по скидке (а то иначе это же «грабеж средь бела дня»). Нужно выключить телефон: вдруг будут звонить с работы, – но сначала стереть вчерашние сторис, где мы с Джори в пабе. Вряд ли кто-то из коллег подписан на меня в соцсетях, друзей за такое короткое время я еще не успела завести, но страничка-то открыта… Неловко будет, если они узнают про мою мигрень, а потом наткнутся в соцсетях на видео, где я несколько вызывающе танцую с бильярдным кием. Какой позор. Почему всегда, когда напьюсь, я кружусь именно так? В тот миг я наверняка думала, что выгляжу отлично, и, что еще хуже, попросила не такого пьяного Джори меня заснять. Он смеется в конце, и я улыбаюсь, надеясь, что из 237 просмотревших нет никого из «Хексворси финанс», а потом стираю сторис.

В ту же секунду, как выключаю телефон, я вспоминаю, что должна была написать Эмми, пожелать удачи ей с Дугом: они собирались брать ипотеку и сегодня как раз поехали на встречу. Черт. Вот почему родителей нет. Они у Эмми дома, обещали присмотреть за Тедом и посадить Полли на школьный автобус (хотя в четырнадцать лет Полли уже могла бы уехать самостоятельно). А ведь и правда, Эмми с Дугом решили выкупить собственный дом, тот, в котором жили уже пятнадцать лет, – стоит хотя бы проявить интерес. Мне в самом деле интересно, это очень важный шаг для них, просто за последнюю неделю я уже и так наслушалась от мамы: «Они столько трудились, они такие молодцы! Бет, ну разве твоя сестра не молодец?»

В доме царит тишина. Я завариваю себе чай и несу в гостиную, по дороге подхватив с кофейного столика ноутбук. Звонит домашний телефон, но я не обращаю на него внимания, устраиваясь на диване и укрывая ноги папиным пледом в шотландскую клетку. «В корнуоллскую клетку», – всегда поправляет меня папа, страшно удивляясь, почему подобные уточнения не вызывают у меня немедленного приступа нежности к указанному пледу. Отец очень гордится своими корнуоллскими корнями.

Чисто по привычке листаю вакансии – задачка непростая, учитывая, что я не знаю ни чем хочу заниматься, ни где жить (лишь бы не так и не здесь, в Сент-Ньюс, где главное событие года – танцы вокруг майского дерева [3]). К началу утреннего телешоу я уже пролистала весь интернет и от безысходности полезла в «Фейсбук» [4], всегда отдающий годом эдак две тысячи шестым. Поколение моей племянницы – ребята, которые сейчас учатся в старшей школе, – уже не поймет, как самозабвенно мы часами загружали в соцсети целые альбомы фотографий с вечеринок, иногда и несколько от одного и того же дня (кто знает зачем?). Как и не поймут, с какой скоростью мы кидались удалять отметки своих профилей с самых неприглядных снимков.

К своему огромному удивлению, вижу сообщение от Джори. Кликаю на него и с разочарованием вижу только текст, никаких тебе эмодзи или мемов на тему похмелья. Сообщение звучит прямолинейно и, если честно, даже немного по-командирски:

«Бет, ты где? Срочно включи телефон».

А сам трубку никогда не берет! Ладно, рискнем – включу телефон, а там позвонит босс – ну, значит, позвонит. Через пару мгновений экран оживает, а в меня впиваются иголочки ужаса. Ох. Малкольм наверняка оставил голосовое сообщение. Проверяю. Так, одно на голосовой почте, неизвестный номер – скорее всего, с работы. Голосовое сообщение от папы. И от Джори. Джори? Он никогда не оставляет голосовых сообщений, с чего бы ему звонить из школы?

Я уже собираюсь прослушать все по порядку, но тут начинают приходить эсэмэс. За последние полчаса папа пытался позвонить мне семь раз. Прислал два сообщения: в одном спрашивал, где я, потом просил позвонить, как только смогу. Никаких тебе «Как дела?» или эмодзи с поцелуями. Может, он по какой-то причине звонил мне на работу, и там ему сказали, что у меня мигрень. Очень мило, что он так беспокоится, но не семь раз же звонить. Да и тому, у кого действительно мигрень, это вряд ли поможет. Набираю папин номер и иду в коридор, где сигнал получше. Он отвечает после двух гудков.

– Бет, это ты? – Голос у него ниже и тише, чем обычно. Теперь мне стыдно, что заставила его волноваться.

– Да, папа, это я. Ты звонил мне на работу? Прости, там про мигрень недопонимание…

Он перебивает меня, снова называет по имени. Три раза. И от его тона у меня бегут мурашки по коже.

– Папа, в чем дело? – Сердце начинает стучать чаще. – Где мама?

Он медлит. Комок ужаса в груди сжимается.

– Мама рядом, – очень медленно произносит он. – Ты не одна? Не за рулем?

– Нет, не за рулем. Я дома. Господи, папа, что случилось? – Меня уже всю трясет.

Он что-то кому-то говорит в сторону. Слышу приглушенный голос мамы, расстроенный. Фоном доносятся звуки мультика «Свинка Пеппа» – значит, они все еще у Эмми дома. Но там слышен и еще чей-то голос. Мужской, незнакомый – это не мой зять Дуг.

– Оставайся там, милая, держись, я буду, как только смогу. – Папа уже плачет.

Теперь и я плачу, не понимая, почему мы оба рыдаем.

– Нет. Что бы ни было, просто скажи мне, папа. Пожалуйста.

Он звонит не из-за моей головной боли. Семь раз он пытался дозвониться из-за чего-то еще, что хочет сказать мне лично, из-за чего он плачет. И похоже, случилось что-то совсем ужасное.

Наконец, он произносит:

– Мне так жаль, милая. Твоя сестра и Дуг… С ними произошел несчастный случай.

Глава вторая

Не помню, ни как Джори приехал, ни как поднял меня с пола, но, видимо, он это сделал, потому что сейчас я сижу на переднем сиденье его минивэна, а он держит мое лицо в ладонях. Что-то говорит, но звука нет. Я вижу, как медленно шевелятся его губы: как в детстве, когда мы пытались говорить под водой в бассейне и он так