– Хуы йæ лæх хæрын никуы ныууадздзæн[54], вот что!

Пахан хмыкнул и подмигнул мне в зеркало.

– Хорошо хоть курить бросил. Тут я ему верю. Если бы врал, я бы поняла. Я всегда понимаю. – Матушка отвернулась к окну.

– Я это знаю, – сказал пахан.

Мы доехали часа за четыре – на КПП между регионами очередей не было. Диана вышла во двор нас встречать. Дети выбежали обнимать деда с бабкой.

Мясо черного барана Диана сварила и с пирогами подала. Еще нарезка всякая была: сыр, зеленый лук, редиска. Почти праздничный стол, только без алкоголя: пахану теперь совсем нельзя. Зато был домашний тархун в кувшине.

– Кусæрттаг у? – спросил пахан про мясо.

– О, – ответил я. – Дæ номыл[55].

Пахан взял стакан тархуна, помолился, позвал Урузмага, чтобы тот откусил от пирога, и мы сели хавать. Диана расспрашивала матушку про Кисловодск, а матушка Диану – про магазин, как там дела без нее. И тут пахан увидел, что на стене теперь другая картина – барс на фоне гор, а из‑за гор встает солнце в виде коловрата.

– Ты что это, втихую картину поменял?

– Она упала и порвалась, – сказал я, а после обеда в зале женщин и детей рассказал правду про кæлæнтæ.

Конечно, я не хотел нервировать пахана после инфаркта, но это ведь напрямую его касается. Как тут скрывать?

Он сел в кресло, подпер кулаком подбородок и замер на пару минут. Потом потянулся, хрустнул шеей и позвал громко:

– Не ʼфсин![56]

Матушка заглянула к нам:

– Цы дам?[57]

– Где наши тетради?

– Сейчас.

Матушка исчезла.

В тетрадях записана вся финансовая история праздников и траурных событий нашей семьи. Они у матушки в шкафу хранятся. Одна тетрадь с похорон деда, другая с похорон бабушки, третья с моей свадьбы и еще одна с кæхца[58] Урузмага. В каждой записано, кто из пришедших сколько денег дал. Мы, когда к кому-нибудь на мероприятие идем, смотрим, сколько этот человек нам до этого записал, и не даем больше. Наверно, правильнее было бы индексировать с учетом инфляции. Но тогда будут странные суммы, типа пять тысяч сто шестьдесят четыре рубля. Этого никто не поймет. Я не знал, что пахан записал свои подарки. Поэтому не сообразил сам посмотреть.

Матушка вернулась с четырьмя тетрадями. Пахан надел очки и стал листать верхнюю свадебную тетрадь.

– Что ищешь? – спросила матушка.

– День рождения свой. Не помню, кто эту картину подарил, которая и года не провисела.

– Мы в кæхц записывали.

Пахан взял другую тетрадь и открыл ее с конца.

– Не вижу. – Он протянул тетрадь мне. – Ты посмотри.

Я взял тетрадь и посмотрел на записи. Лена Фидарова – кошелек Montblanc, Люда Ахполова – галстук Hugo Boss, Борик Хестанов – кинжал, Толик Тогузов – 65 000 рублей, Додтан Батагов – фигурка коня Сваровски, Ахсар Дзавгаров – набор кубков в скифском стиле, Фатима Березова – запонки… Картины там вообще не было.

– Я тоже не вижу.

– Надо было мне записывать, – матушка забрала тетради.

Когда она вышла, я спросил:

– Что это значит? Был кто-то, кого ты не записал?

– Не было таких. Но подарков было больше, чем гостей.

– В смысле?

– Если бы ты дарил кому-то что-то проклятое на день рождения, ты бы подписал это?

– Нет.

– Вот, – пахан зевнул. – Я бы тоже не подписал. Оставил бы в прихожей. А для отвода подозрений подарил бы еще один подарок. С открыткой, как положено.

Все-таки не зря у меня пахан всегда при руководящих должностях был.

– Значит, виновным может быть кто угодно?

– Именно. Я каждого второго подозреваю. – Пахан встал. – Но теперь мы ничего не узнаем. Главное, что ты вовремя предпринял меры. Молодец. Пойду прилягу после дороги.

Пахан закрыл за собой дверь спальни, а я метнулся в гараж и открыл шкаф. Бюст валялся на полу среди разбитых банок с соленьями. На левый глаз у него лавровый лист прилип.

– Явился наконец, шени деда!..[59]

Мне стало обидно. Лучше бы он меня по-осетински обругал. Я поднял его и поставил на уцелевшую полку. Он задергал бровью, чтобы скинуть лавровый лист с глаза, но у него не получалось.

– Сними с меня это!

Я осторожно убрал лист, потом взял сухую тряпку и вытер Бюсту лицо. Он фыркнул, и я убрал тряпку.

– Где тебя носило?

– Виноват, товарищ Сталин. Мы с отцом выясняли, кто подарил проклятую картину.

– И? Выяснили?

– Нет.

– А что твой художник?

– Не узнает почерк.

– А где в Дзауджикау продают картины?

– На развале на Кирова.

– Значит, там и надо искать. Но это позже. Сначала я должен познакомиться с молодым Гурджиевым.

– Это можно устроить завтра, – сказал я, потому что завтра должны были быть занятия. – Вечером.

Бюст склонил голову набок и прищурился одним глазом:

– Ты хочешь, чтобы я подождал?

***

– Алистер Константинович освободится минут через двадцать, – сказала девушка в белой блузке за стойкой. – Присядьте пока.

Я сел на диван, перед которым вместо журнального столика стоял осетинский фынг на трех ножках.

– Вам чай или воду? – предложила девушка.

– А кофе есть?

– Кофе перед сеансом нельзя.

– Я не на сеанс.

– Нету у нас кофе. Чай зеленый или черный?

– Давайте зеленый.

Девушка нырнула в подсобку, потом вернулась и поставила на фынг дымящуюся чашку на блюдце, ложку и пакетик сахара.

Я раньше не был у Алика на работе, поэтому огляделся. Ремонт, как в нотариальной конторе: на полу темная глянцевая плитка, на стенах до пояса деревянные панели, а выше – желтые обои. На фынге две книги: «Аланская космогония» Маира Далармова и большой альбом Рериха в мягкой обложке. Над диваном портрет Георгия Ивановича в светлом костюме и с тростью, а на другой стене – золотистый текст в рамке. Я подошел, чтобы прочитать.

«Алистер Константинович Гурджиев родился в 1982 году во Владикавказе. Его родители были выходцами из села Коби Казбегского муниципалитета Грузии. Его прадед Лев Антонович Гурджиев был племянником знаменитого мыслителя Георгия Ивановича Гурджиева.

В 2000–2002 годах Алистер Константинович проходил срочную службу в рядах вооруженных сил РФ. Демобилизовавшись, поступил на факультет физического воспитания СОГУ им. К. Л. Хетагурова, который окончил в 2006 году.

В 2007–2014 годах работал учителем физкультуры в школах Владикавказа.

В 2014–2015 годах прошел курс подготовки в Институте остеопатии и мануальной терапии имени Виолы Фрайман (г. Санкт-Петербург). С 2016 года практикует остеопатию и другие виды мануальной терапии.

Алистер Константинович считает, что основы остеопатии заложили еще наши