Сарра кивнула.

– Нам только надо дождаться возвращения Манон с перерыва, чтобы она не отвлекала его. И убедиться, что фоновая музыка – не гитара. В противном случае он начинает отбивать ритм правой ногой, и это все сбивает.

Сарра сидит за столом, а Станислас стоит позади нее, скрестив руки. Она сосредоточена на игре, и только ее руки лихорадочно перебирают фишки, разложенные перед ней. Крупье объявляет: «Делайте ваши ставки, ставок больше нет», и шарик крутится, пока не останавливается на лунке с числом двадцать восемь. Никто не выигрывает. Сарра и Стан остаются на месте. Крупье снова объявляет ставки, колесо вращается, и на этот раз шарик оказывается в лунке номер двадцать один. Оба подсчитывают в уме. Это десять лунок после числа двадцать восемь. Операция повторяется снова и снова. Число одиннадцать – это еще десять клеток. А еще через двенадцать клеток – число тридцать один. Еще двенадцать, десять, девять, одиннадцать, десять.

Станислас слегка наклоняется и шепчет ей на ухо:

– Это одновременно и очень предсказуемо, и совершенно случайно.

Крупье снова начинает: «Делайте ваши ставки…» На этот раз Сарра берет свои фишки и ставит их все на цифру семь. «…Ставок больше нет». Она поворачивается к Станисласу, несколько секунд смотрит ему в глаза и говорит: «Это еще одиннадцать лунок». Затем снова поворачивается к столу. Станислас пытается прикинуть сумму, которую она только что поставила, и она вдруг кажется ему огромной.

– Но подожди, почему ты не разделила фишки на все четыре лунки? Мы могли бы двигаться медленнее, мы бы проиграли в трех лунках, но в четвертой выиграли бы в отношении тридцать пять к одному.

Сарра не реагирует, она смотрит на колесо рулетки, которое начинает замедляться, и на шарик, который прыгает все с бóльшим трудом, пока не останавливается на семерке… а затем снова подпрыгивает и переваливается в следующую лунку.

– Выигрывает число двадцать девять, – объявляет крупье. – Ставки на черное, нечет и большее выигрывают. Игроки, поставившие на…

– Нет! Не-е-ет, – прерывает его Сарра. – Только не двадцать девять.

Игроки за столом замирают, а потом поворачиваются к женщине, которая только что вскочила. Она стоит прямо, лицо ее бледно, взгляд неподвижен. Дыхание тяжелое, грудь вздымается с трудом. Несколько секунд она стоит не двигаясь, затем поворачивается к Станисласу и, глядя на него полными слез глазами, спрашивает:

– Значит, она никогда не вернется?

И она уходит.

Сарра прислонилась головой к окну, за которым проплывала дорога. С закрытыми глазами она казалась спящей, но Станисласу было трудно в это поверить. Ей так не шла беспомощность. Когда он подошел к ней у входа в казино, она сразу же протянула ему связку ключей.

– Отвези меня домой.

Ее голос был безжизненным, и впервые с тех пор, как они снова встретились, Станислас подумал, что для нее годы разлуки тоже не прошли даром. Несколькими днями ранее она сказала фразу, которая его расстроила и о которой он думал сейчас, за рулем ее автомобиля: «Везет тем, с кем предварительно что-нибудь случается. Вот смотри, когда на женщину нападают возле ночного клуба и она после этого выживает. Первое, что ей говорят, – это то, что ей повезло. Но такое ли уж это везение?» Она сделала паузу и добавила слова, которые были так мало на нее похожи: «Иногда мне кажется… иногда мне кажется, что слишком полной жизнью жить не стоит».

Сарра, подумал он, включая дворники. И не совсем другая, и каждый раз не та же самая.

47

Через несколько дней, выходя из магазина, Станислас столкнулся с Валери, одетой в спортивный костюм. Она рассказала, что уже два месяца занимается пилатесом, ходит в студию два раза в неделю после работы.

– Вон, видишь, та маленькая фиолетовая дверь, – сказала она, указывая куда-то позади него.

Станислас из вежливости повернул голову.

– Да, а я никогда не замечал, что…

– Я слышала, ты снова встречался с Ингрид.

– Да, мы вместе ужинали.

Она смотрит на него несколько секунд и быстро бросает взгляд на часы.

– У меня есть немного времени. Может, выпьем по стаканчику?

Он не успел открыть рот, чтобы ответить, как Валери уже двинулась с места. Они зашли в первый попавшийся бар и сели у окна. Валери подняла руку и, пока официант не подошел к их столику, уточнила у Станисласа: «Одно светлое, верно?» Он никогда не выпивал с ней наедине и удивился, увидев, как она берет на себя инициативу, заказывает за него и знает его привычки. Когда она с Лораном и детьми, то, как правило, отходит на второй план. Ему нравится Валери. Она заботлива, внимательна, умеет слушать, по-настоящему добра и от души смеется над чужими шутками. Станислас считает ее краеугольным камнем семьи Лорана.

– Ингрид – моя кузина. Мы почти ровесницы и выросли вместе. Виделись каждую среду, проводили вместе бóльшую часть каникул, ну, ты знаешь… Я ее очень люблю. Она замечательная.

Официант приносит им два пива, и Валери ставит миску с арахисом на середину стола.

– Твое здоровье, – говорит она, поднимая свой бокал.

Она ставит бокал перед собой и вращает его пальцами одной руки.

– Лоран сказал мне, что ты снова видишься с девушкой из твоей школы.

– Саррой, да. Что еще он тебе сказал?

Валери слегка улыбается.

– Ты же знаешь Лорана. Он очень щедр и одновременно законченный эгоист. Ты его лучший друг, и он мечтает лишь об одном – чтобы мы поехали вместе в отпуск. Но у него есть четкое представление о том, какую женщину он готов терпеть в течение недели. Он хочет, чтобы все было так, как он себе это представляет. И Ингрид выглядит как раз так, как он представляет.

– А Сарра – нет.

Она пожимает плечами.

– А ты? Что ты себе представляешь? – спрашивает Валери.

Он собирается что-то сказать, но останавливает себя.

– Я тебя слушаю. Расскажи о ней.

Станислас делает глоток пива. Он передвигает туда-сюда картонный подстаканник, смотрит Валери в глаза, затем начинает.

– Она плохо управляется со столовыми приборами…

Она плохо управляется со столовыми приборами. Она все делает правой рукой. Вилка проплывает над тарелкой, переходит в правую руку, когда нужно что-то наколоть, а когда нужно резать, туда возвращается нож. Она недовольна, когда ей подают коктейль в бокале для мартини. Она говорит: «Количество имеет значение» – и выпивает все одним большим глотком, показывая, что в нем уже ничего нет. Она пялится на людей без всякой причины. Она фотографирует пары, сидящие на скамейках. Предпочтительно стариков. Она размахивает руками, когда говорит. Она говорит слишком громко. Она говорит много. Она заговаривает с незнакомыми людьми. Она не любит тишины. Она носит одежду, в которой предметы не сочетаются друг с другом. Она говорит: «Кто решил, что они не сочетаются?» Она носит шахматную клетку вместе с леопардовым принтом. Розовое с красным. Горизонтальные полоски с вертикальными. Она говорит: «Хо-ро-шо», отделяя слоги, когда не согласна. Она говорит: «Почему бы и нет», когда чего-то совсем не хочет. Она ненавидит шарфы, потому что они мешают ей дышать. Она говорит: «Жарко, правда?» Ей всегда жарко. У нее есть любимая сторона, когда она идет по улице. Она никогда не спит головой в одну и ту же сторону. Она покупает растения и оставляет их умирать. Она изучает дно стакана, ища подсказки в выбитых на нем цифрах. Она дает деньги бездомным, у которых есть собака. Она дарит подарки без повода. Она сама придумывает поводы. Она водит машину босиком. Она включает музыку слишком громко. Она не носит бюстгальтер. Она говорит, что ненавидит коллекционирование. Она коллекционирует игральные карты. Она говорит, что это совсем другое. У нее все чересчур. Она постоянно теряет ключи. Она говорит: «Что-то я старею», когда смотрит на себя в зеркало. Она не курит. Она ворует зажигалки на вечеринках. Она говорит: «Когда я еду в автобусе, я боюсь, что люди прочтут мои мысли». Она утверждает, что