Она направилась в прихожую, Пётр последовал за ней, помог ей одеться и проводил. Сразу же молча откланялся и вышел Улин.

— Главное — не бояться их! — громко произнёс Молотилов, закашлялся в платок и последовал за Улиным.

— Нас не запугать! — произнесла Шварц и тоже направилась в прихожую.

В гостиной остались Мнацаканова, Разломов и Храповилов с Иваном.

— Разве на дорожку водкою осадиться… — мрачно пробормотал Разломов, налил себе водки и сразу выпил.

— А что… как это всё? — спросил Аристарх Лукьянович Мнацаканову с растерянностью в голосе, но она вместо ответа резко раскрыла веер и, обмахиваясь им, отошла к окну. Каневский вернулся в гостиную.

— Что ж, au revoir, — угрюмо произнёс Разломов, кивнул большою головой своею и направился в прихожую.

— Виктор, я сейчас же провожу вас! — сказал Каневский и подошёл к стоящей у окна Мнацакановой.

Она повернулась, быстро прижала свои губы к его уху и прошептала:

— Храповилов — филёр!

Каневский отстранился и бросил на неё напряжённый взгляд. Он собирался что-то сказать в ответ, но она, моментально свернув веер, ткнула им Петра в грудь:

— После. Ступай, проводи.

Пётр вышел. Храповилов приблизился к Мнацакановой.

— Ольга, как же нам быть теперь?

— Как быть? — громко и с нарочитой бодростью заговорила она. — Нам — быть! А как — решим. Нам, Аристарх, бояться негоже, ибо правда за нами.

Щёки её покраснели от волнения, глаза возбуждённо блестели, но Ольга Давыдовна умела держать себя в руках и разыгрывать любые роли.

— Ступайте домой. Мы известим вас о следующей сходке.

— Ну… хорошо… — с лёгким разочарованием в голосе он отошёл и обратился к молчаливо стоящему Ивану. — Пойдёмте, папенька.

Проводив Разломова, а затем и Храповилова с Иваном, Каневский вернулся в гостиную, где осталась одна нервно прохаживающаяся Ольга Давыдовна.

— Теперь он донесёт про манифест, — заговорила она. — И нас арестуют.

Каневский напряжённо смотрел на неё так, словно увидел впервые это красивое, разгорячённое и взволнованное лицо. Она стояла перед ним, сжимая в руках свой сложенный веер и держа его так, словно впервые не знала, не понимала и не чувствовала, что такое надо сделать с этим своим вечным красно-чёрным веером и как с ним вообще необходимо обращаться.

— Я всё устрою! — решительно произнёс Каневский и выбежал в прихожую.

Каневский догнал Храповилова с Иваном, когда они шли по Пеньковой улице.

— Не оборачивайтесь, товарищи! — обратился он к ним вполголоса.

Они замедлили шаг и Храповилов, не выдержав, стал оборачиваться.

— Не оборачивайтесь! — со злобою зашипел на него Каневский. — За нами следят, я проведу вас безопасною дорогой. Сейчас же сворачивайте в подворотню.

Они свернули и оказались в тёмном пространстве.

— За мной! — скомандовал Каневский, обгоняя их. Пройдя тёмный двор, он вошёл в узкий проход между домами и побежал по нему.

— Быстрей! — скомандовал он им.

Храповилов и Иван побежали за ним. Каневский пролез в дыру в заборе и помог вылезти в неё своим спутникам. Они перебрались через кучу угольного шлаку, прошли по небольшому двору и через подворотню вышли на набережную Невы.

Каневский глянул назад, втягивая голову в плечи:

— Никого. Оторвались, похоже…

Они пошли по набережной. На ней было пусто, темно и шёл снег. Каневский оглядывался; вокруг не было ни души. Вдруг он глянул на Неву за оградой и выпучил глаза:

— Господи!

Храповилов и Иван остановились и глянули на реку. Возле самого камня набережной чернела широкая полынья посреди молодого тонкого льду.

— Что? — непонимающе посмотрел Храповилов на тёмную воду.

— Утопленник! — воскликнул Каневский, свешиваясь через ограду и показывая пальцем. — Вон там!

— Где? Что? — сощурился Храповилов, тоже наклоняясь через ограду.

— Да вон же, вон плавает!

На тёмной поверхности воды никого не было; только снежные хлопья падали и тут же пропадали в ней бесследно.

— Так где же? — вертел головой в своём новом цилиндре наклонившийся Храповилов.

— А вот где! — зло прохрипел Каневский и изо всех сил ударил Храповилова кулаком по затылку.

Цилиндр тут же слетел с головы Аристарха Лукьяновича и упал вниз, а сам он, дёрнувшись от удара, издал неопределённый звук. Каневский моментально схватил его своими сильными руками, перевалил через ограду и кинул в воду.

— Нет! — вскрикнул Иван.

Но страшные, сильные, как клещи, руки Каневского схватили и его, ударили, приподняли и тоже швырнули вниз в реку.

— Вот так! — прохрипел Каневский и кинулся прочь.

— Аристарх! — пробормотал Ваня, теряя сознание от удара и захлёбываясь ледяной водою.

И тёмная вода сомкнулась над ним.

— Ваня, ты прошёл второе поприще! — раздался голос торжественный и слегка насмешливый.

Открыл Иван глаза свои. Видит — сидит он на полу всё той же пещеры волшебной. А перед ним — всё те же классики из ларца нефритового. Фёдор лобастый на Ивана смотрит, теребит свою бороду одобрительно, усмехается.

Третий классик, Антон, снимает пенсне своё, протирает его, на Ивана щурясь близоруко:

— Осталось тебе, Ваня последнее, третье поприще пройти. Готов?

— Готов! — Иван ответил.

Протёр Антон пенсне своё, надел на нос и дунул на Ваню со всей мочи.

2096 год. Марс, долина Маринер, обрыв над каньоном Титон. Интерьер кабинета начальника исправительной колонии Titonium; это круглое пространство с прозрачным потолком и стенами. Полдень; над гигантским каньоном семикилометровой глубины под солнечными лучами рассеивается утренний туман. В кабинете трое — начальник тюрьмы, режиссёр и охранник. Начальник сидит у стола в кресле, курит сигару; это полноватый мужчина средних лет в серебристо-голубом костюме. Напротив него стоит режиссёр — молодой человек в зелёном комбинезоне заключённого со светящимся номером F132 на левой стороне груди, правом плече и спине.

НАЧАЛЬНИК (просматривая голограмму дела режиссёра). На Земле тебя звали Айван?

РЕЖИССЁР. Иван.

НАЧАЛЬНИК. Тебе, F132, сидеть ещё шесть лет, три месяца и восемь дней?

РЕЖИССЁР. Так точно, господин начальник.

НАЧАЛЬНИК. У тебя всё готово?

РЕЖИССЁР. У нас всё готово, господин начальник.

НАЧАЛЬНИК. Условия тебе известны, но есть одно «но». В связи с последними событиями в колонии я внёс коррекцию в мероприятие. Когда всё это… (Звучит музыкальный сигнал — четырёхзвучие из Вагнера.) Нет, нет! (Встаёт с кресла, подходит к прозрачной стене.) Elon magnum momentum!

ОХРАННИК (режиссёру). На колени!

Режиссёр опускается на колени.

В нескольких километрах от здания колонии на обрыве каньона возвышается стодвадцатиметровый величественный монумент: крепкотелый человек с широким лицом, выбросивший руку вверх в римском салюте. В это мгновенье солнце полностью заходит за его вскинутую ладонь, отчего весь красновато-коричнево-серый пейзаж преображается: солнечные лучи пронизывают остатки тумана, и непередаваемой красоты оранжево-фиолетовый свет озаряет всё гигантское пространство каньона. Это величественное явление длится всего