– Уважаемый адвокат, напоминаю вам, что у нас заседание по избранию меры пресечения. Конкретные доказательства будем обсуждать позже, после оперативных мероприятий, – внезапно окоротила Наталью судья. – Говорите по существу.
Адвокат заморгала, немного сбитая с толку. Тем не менее шустро, как кошка, перегруппировалась и в прежней решительной манере заявила:
– Обвинение запрашивает два месяца в СИЗО на том основании, что моя подзащитная якобы может скрыться от следствия за границей по действующей визе. Но у Таисии Сергеевны при задержании изъяли загранпаспорт. И между прочим, в материалах дела этот факт опустили. Она попросту не сможет никуда уехать.
Судья вперилась взглядом в следователя:
– Это правда?
– Да, – неохотно кивнул тот.
– Продолжайте. – Алябьева повернулась к Наталье.
– А если обвинение желает предотвратить контакты Таисии Сергеевны с неустановленными лицами, – последние два слова адвокат произнесла с нескрываемым ехидством, – можно обойтись иными ограничениями. Немолодой интеллигентной женщине нечего делать в СИЗО, – заключила Наталья. – Защита просит избрать для Таисии Сергеевны более мягкую меру пресечения. Залог или домашний арест.
Судья Алябьева уплыла в совещательную комнату, где провела около получаса. Тася наконец нашла в себе силы посмотреть на Нелли. Лицо падчерицы – да нет, какой же падчерицы, дочери! – ничего, кроме глубокого изнеможения, не выражало. Нелли подалась вперед, понесла какую-то ободряющую чепуху, но ее оборвала тумбообразная конвоирша: «Прекратить разговоры!» Тася вновь отвела глаза и оцепенела. Ожила, лишь когда вернулась судья и громогласно объявила о своем решении.
Домашний арест.
После суда и бюрократических проволочек Тасю доставили по месту прописки, где ее уже ожидала Нелли. В отличие от супруги Леониду Борисовичу – как не очень близкому и не очень родственнику арестантки – присутствовать в квартире не разрешалось. Фсиновские неулыбчивые дуболомы заставили Тасю подписать кипу бумаг, нацепили ей на левую ногу черный электронный браслет и водворили в коридоре юродивый телефонный агрегат, слепой и горбатый, с четырьмя кнопками. «Стационарное контролирующее устройство. Связано с браслетом и настроено на контуры квартиры. По нему сможете с нами коммуницировать», – объяснили они Тасе. Так и выразились, косноязычные. Коммуницировать. «Вот эта кнопка для вызова, а эта для ответа. Если пересечете периметр, мигом оповестит курирующего инспектора. Выедет наряд». Пообещали являться с проверками.
Помимо запрета покидать дом, на Тасю наложили массу других ограничений: нельзя пользоваться средствами связи и интернетом, общаться с кем-либо, кроме близких родственников, адвокатов, следователей и, само собой, доблестных сотрудников органов Службы исполнения наказаний. Мобильный телефон и ноутбук у Таси изъяли еще на допросе. «Нарушите любое из ограничений – попадете в СИЗО. И не мочите браслет! – напутствовали дуболомы. – В случае порчи или утери будет гражданский иск».
Как только за ними захлопнулась дверь, Нелли бросилась к Тасе и крепко-крепко ее обняла. Тася безвольным и мешковатым грузом повисла на руках у мачехи – Нелли даже на мгновение показалось, что сейчас уронит девочку. Нет, удержала. Однако Тася отстранилась и глухо пробормотала: «Я в душ. Надо смыть эту гадость». Ее отечное лицо исказилось, круглые серые глаза повлажнели. «Позор, какой позор…» – повторяла она, ковыляя шатко вглубь квартиры.
Из ванной не выходила часа три кряду. Вдруг фсиновский агрегат пронзительно запищал из прихожей. Нелли бросила на диван сборник Заболоцкого и ринулась к двери ванной – позвать Тасю, но та уже выскочила, испуганная, насквозь мокрая, распаренная, на бегу запахивая полотенце прямо поверх перламутрово-розового намыленного тела. Припала к телефону. «Я здесь! Здесь! – кричала она в трубку. – Мылась я! Нет, не мочила! Ногу выставила даже!» С ее распухших лодыжек на паркет стекала пенная вода. Левую, с браслетом, перед тем как залезть под душ, Тася замотала в продуктовый пакет. Продуктовый, елки-палки, пакет! Нанотехнологии, Сколково, блин! Что, сложно изобрести водонепроницаемые датчики?
Пусть тревога и была ложной, но Тася не рискнула задерживаться в душе. Быстро домылась и вышла в гостиную в затасканном халате. Надо срочно купить новый, решила Нелли. Она хотела Тасю чуточку растормошить, накормить ее любимыми куриными ножками в медовой глазури, поделиться идеей издать Сережины стихи. Тася без энтузиазма потыкала запеченную птицу вилкой и выпила кружку чая с сахаром. «Знаешь, так спать хочется, – пожаловалась она, глотая зевоту. – Я лягу. Ты иди, иди. Не тревожься за меня. Я сразу усну. Приходи завтра утром». Потом еще немного поколупала курицу и добавила: «Там вообще спать не могла. Маялась в каком-то полузабытьи».
Все. Больше про то место ни слова не произнесла, обсуждать заключение отказалась наотрез. Не было, наверное, душевных сил переживать повторно этот страх.
Нелли дождалась, пока Тася угреется под одеялом – не в их с Сережей супружеской спальне, а на той самой тахте, где подростками Тася с Нелли ночевали в обнимку, не зная, как устроить поудобнее горячие коленки и локти. Сидела рядышком у изголовья, словно выхаживала больного ребенка. Тася не сопротивлялась. Когда из груды подушек и одеял послышалось ровное дыхание, Нелли погасила торшер, притворила дверь в Тасину комнату и засобиралась домой.
Нелли и сама в тот вечер рухнула на кровать – и как в колодец провалилась. Бултыхалась там в тяжелых глубоких сновидениях… Потом еле-еле, срываясь на скользких камнях, выбралась на поверхность. Разлепила веки, потянулась к телефону. Ешкин-кошкин! Одиннадцать утра! Все будильники проспала. И Лёня, сом усатый, не разбудил перед уходом. Вылез тихохонько из постели и погреб на Мартынова. Хоть бы потормошил! Верно, взглянул на свою спящую царевну, умилился и не захотел тревожить.
А Тася наверняка вскочила чуть свет и ждет. Она же вырубилась вчера около шести. Странно, на экране от нее ни одного пропущенного. Нелли нажала на кнопку вызова: ответа нет. Первый звонок, второй… А сейчас и вовсе «абонент отключен». Опять куда-то трубку засунула, растяпа, – мысленно упрекнула Нелли. И хлопнула себя по лбу: да когда же привыкнет? Никакого телефона, ни мобильного, ни городского, отныне Тасе не положено.
Теперь уже Нелли ее навестит только ближе к обеду. В полдень они с Мумочкой договорились пересечься на метро «Площадь Восстания», чтобы он «кое-что» передал. Проспавшая Нелли так опаздывала, что прискакала минут на десять пораньше. Изучила заголовки в ларьке с прессой, полистала юбилейный номер «Собаки» с самодовольным Шнуровым на обложке. Купила журнал вместе с ежедневной газетой: адвокат рекомендовала регулярно приносить отключенной от интернета Тасе печатную прессу.
В круглом вестибюле метро под потолком таинственно, вполнакала, светили лампы, усиливая сходство этого колонного зала с компактным социалистическим храмом: белый купол, отделанные деревом кассы и звезды, звезды по ободку… Нелли пристреливалась зоркими, не по возрасту, глазами к пассажирам. Ровно в двенадцать Эммануил неспешно сошел с эскалатора и миновал турникет.
Прохвост выглядел отлично. Серая твидовая кепка-хулиганка, добротное пальто, под которое он поддел дутую жилетку и сизый, голубиного оттенка, свитер с высоким горлом. Правда, при ближайшем рассмотрении на пальто обнаружились досадные затяжки. А кожаные перчатки из кармана торчат щегольские.
Нелли клюнула Эммануила в бледную щеку, стерла пальцем след губной помады, отчего тот сразу неровно зарумянился. Ввела, без подробностей, в курс дела. Мумочка охал и ахал, сыпал отборными проклятиями, темпераментно, но будто бы не вполне искренне всплескивал руками. Да что ты говоришь! И на прогулки не выпустят? И даже по телефону нельзя? Душераздирающая ситуация, сетовал он. Потом вытащил из внутреннего кармана пальто нагретый конверт из крафтовой бумаги. Передашь, спросил, Тасе письмо? Церемонно раскланялся и был таков.
Пристроив конверт в сумке между журналом и газетой, Нелли отправилась в ближайший торговый центр, в отдел домашней одежды. Глаза рассматривали вышивки, пальцы мяли бархатистый плис и фланель, но мысли Нелли вертелись вокруг письма. Что же он там такого Тасе накропал, интересно? Беспокойство жгло. Нелли выбрала для Таси самый красивый халат – черный, в азиатском стиле, шелковый, с длинноклювыми аистами на спине и голубым морским узором по подолу. Шикарное кимоно, и не подумаешь, что для дома. Выцепила из пакета чек, выкинула, чтобы Тася не увидела цену, не дай бог. Села в кафе выпить чашку эспрессо: Тася кофе варила отвратительный, но делала это упоенно, мастерством своим очень гордилась и не упускала шанса продемонстрировать.
Нелли сделала заказ. Попросила официантку, угловатую блондинку, поскорее принести счет. Щелкнула застежкой
