Мы шли рука об руку под лучами теплого солнца от одного зеленого прилавка к другому.

Я восхищалась его умением общаться с лавочниками, его уважением, юмором, эрудицией. Он передвигался с грацией кошки, от чего создавалось ощущение, будто он парит над землей. Казалось, даже самим торговцам он казался необычным, это читалось в их взглядах. До этого я всегда была слишком поглощена его присутствием и никогда не обращала внимания на окружающих нас людей и то, как они его воспринимали.

Мы решили передохнуть на террасе кафе. Оба обожали крепкий кофе, который были готовы пить в любое время суток.

Рядом сели две молодые американки. Одна из них была особенно красива той самой англосаксонской красотой с правильными идеальными чертами лица. Мой внезапный фокус на внешний мир позволил заметить, что она смотрит на него и определенно находит красивым этого мужчину с вьющимися волосами, львиными чертами лица и органичной уверенностью. Я попыталась проследить его взгляд, чтобы уловить, есть ли хоть малейший намек на связь между этими двумя существами.

– Пойдем дальше? – спросил он.

И, пройдя несколько метров, добавил:

– Неужели ты думаешь, что я мог смотреть на другую женщину в твоем присутствии?

От него ничего не удавалось утаить, он знал обо мне все…

Не найдя искомого, ему ничего не оставалось, как пойти в книжный в конце бульвара Сен-Мишель и купить новое издание. За неимением лучшего.

После этого он предложил отправиться в Люксембургский сад.

Сначала мы расположились на стульях у бистро. Деревья защищали от солнца, блики от густой зеленой листвы заполняли собой все пространство. Этот густой рассеянный свет создавал особую атмосферу. Звуки вокруг доносились будто издалека. Мы сидели друг напротив друга, и он кивком головы и взглядом дал понять, что момент действительно был наполнен волшебством. Я ответила тем же. Обрамленные золотыми и зелеными нимбами, мы долго смотрели друг на друга, наверное, больше часа, в абсолютном молчании.

Однако это была кажущаяся тишина, с наших губ не слетело и единого звука, но мы разговаривали. Я слышала внутренним слухом его мысли, он отвечал на мои. Да, это был диалог наших душ. Слова постепенно становились бесполезными.

– Ты волшебница, – наконец прошептал он.

Потом мы пошли к фонтану Медичи. Даже статуи теперь говорили со мной, а эти были особенно красивы. Циклоп Полифем смотрел сверху на Галатею в объятиях Ациса. Они были самой Любовью, мы были Любовью. Чем больше я на них смотрела, тем явственнее их лица сливались с нашими.

– Смотри, он собирается убить Ациса обломком скалы вулкана Этна, – произнес он очень тихо.

– У него получится?

– Да, они любят друг друга в последний раз.

Эта фраза прозвучала как приговор, хотя я и предпочла ее проигнорировать.

Мы погрузились в чтение “Вертера”, каждая фраза которого воспринималась мной как сокровище. Мы читали вслух целые главы, одну за другой, и меня все глубже потрясало отчаяние главного героя. Как вообще возможно с таким изяществом сочетать слова? Почему же я раньше так тонко не воспринимала поэзию?

Неожиданно, чтение этого произведения стало для меня откровением. После “Вертера” все прочитанные книги наполнялись алхимией слов.

Часы посещения сада заканчивались, и он пригласил меня к себе.

Дома предложил чаю, и я снова оказалась за его столом. Допив чай, он встал, поставил пластинку с классической музыкой, подошел к окну и наконец сел на диван.

Я подошла, чтобы сесть рядом, но он резко вскочил.

– Что ты хочешь делать? – спросил он.

Я посмотрела на него, сбитая с толку, озадаченная и опечаленная этим осязаемым дискомфортом, беспокойством, незаметно поселившимся в недрах его квартиры с наступлением вечера.

– Мы можем вызвать такси и покататься по Парижу, – добавил он. – Что скажешь?

Я не ответила. Сделала глубокий вдох, собрала остатки мужества и наконец спросила:

– Что, черт возьми, происходит? Ты перестал меня целовать.

Мы и в самом деле не обменялись ни единым поцелуем с момента его прихода ко мне домой, и в тот момент было очевидно: в замкнутом пространстве своей квартиры он еще активнее избегает меня.

– Ты задала этот вопрос лишь потому, что я заговорил о такси? Оно напомнило тебе о другом такси, где был поцелуй…

Ему нравилось поворачивать вспять ход наших мыслей, любой образ или идея могли внезапно вынырнуть из непрерывного потока нашей мозговой активности. Он часто вовлекался в эту игру и вовлекал в нее меня.

– Да, конечно, но ты не ответил на мой вопрос: что происходит?

Он долго молчал, а потом его лицо преобразилось, исказилось. И он начал кричать:

– Я не люблю тебя! Ты же прекрасно знаешь, что я тебя не люблю!

Эти жестокие слова обрушились на меня, словно самый страшный на свете удар. Я ощутила, как тело скрутило от боли. Это было так мучительно, что только спустя несколько минут удалось выдавить из себя:

– Прости, не поняла.

– Что не поняла? – крикнул он. – Что ты не поняла? Ты прекрасно видишь, я тебя не люблю!

Полностью оглушенная и раздавленная этим признанием, я схватила сумку и пошла к выходу из квартиры.

Он встал перед дверью. Взгляд его черных глаз пронзил меня насквозь.

– Я слишком много страдала, – сказала я, – в моей жизни не было ничего, кроме разочарований и расставаний, с меня довольно.

Он не сдвинулся с места, и мой голос, движимый силой отчаяния, зазвучал громче и увереннее.

– Я точно знаю, что значат эти слова. Ты сказал вслух то, о чем другие заставляли меня догадываться. Спасибо за спасительную откровенность, а теперь дай мне пройти!

Все еще не сводя с меня взгляда, он нахмурился и вздохнул.

– Ты дрожишь, тебе холодно. Я схожу за свитером.

Произнося это, он закрыл дверь на два оборота и исчез в конце коридора с ключом в руке. Через пару мгновений вернулся с синим кардиганом.

– Это мой любимый, вернешь потом.

Его голос снова стал мягким, почти умоляющим.

– Сядь, пожалуйста, сядь.

Я стояла в прихожей с перекинутым через руку кардиганом. И действительно дрожала, ведь его слова заморозили мое тело и душу холодом, какого не бывает даже в самую суровую зиму. Но я сказала:

– Мой отец любил меня недостаточно, чтобы признать, муж – чтобы не изменять, а последний мужчина – чтобы захотеть от меня ребенка. А ты до какой степени собираешься меня не любить? Мне нужно идти. Открой дверь.

– Утеплись, пообещай, что поужинаешь со мной, тогда открою.

Силы начали покидать меня, и