– Я украду вашу даму.

Андрей нахально вклинился между ними даже не с вопросом, а с констатацией факта, ловко перехватил руки Айши и отодвинул плечом Эдика. Тот по инерции отшагнул, но спохватился:

– Не много ли себе позволяешь?

Уронив на него фирменный взгляд и выдержав до секунды не обещавшую ничего хорошего паузу, Андрей бросил:

– В самый раз.

Эдик отступил. Ему хотелось доехать до Москвы в добром здравии, а не с переломанными пальцами. От молодняка всего можно ожидать.

– Что этот хмырь к тебе прицепился?

От Андрея разило вином и сигаретами. Взгляд стеклянный, губы сомкнуты в тонкую серую линию, на лбу испарина.

– Ты чего? Бешеный какой-то.

Не говоря больше ни слова, он схватил Айшу и потащил в темноту к колоннам. За первой же, что отгородила от света и праздника, отпустил.

– Поговорим?

Айше стало любопытно, что разозлило всегда сдержанного Фонпанбека. С которым однажды, никого не предупредив, они ушли в поход на Верблюжью гору, а по возвращении наткнулись на поднятую по тревоге милицию. С которым жарили гренки у Оли дома и тушили нечаянно подожженную занавеску. С которым на даче сажали семена подсолнуха, выкладывая их в слово «Дружба».

За соседней колонной кто-то хихикнул. В темноте мелькнул белым хвостом подол чужого платья.

– Кажется, там целуются. – Айша шагнула в сторону, силясь разглядеть, но Андрей не обернулся.

– Пошли на стадион. – Он нащупал ее руку и потянул за угол.

– Да что такое? Говори здесь. Везде люди, зачем тебе укромное место?

Айша шла за ним, слабо упираясь. Бунтовала по инерции, потому что встречающая за углом ночная тишина милосердно остужала гудящую голову. Дошли до перекошенной скамейки, на которой во время физкультуры коротали минуты больные, симулянты и девочки с «прекрасными» днями.

– От кого прячемся? Что за шпионские игры? – нарочито весело спросила Айша, ощущая зыбкость и тревожность происходящего.

Отдаленно шумел выпускной, здесь же царила темнота. Стадион был пуст. Сразу за ним высилась пятиэтажка, в которой горело несколько окон. Какие-то полуночники не спали, хотя звуки школьного праздника вряд ли до них долетали. Ветер гулял в кронах деревьев.

– Поехали со мной в Германию.

Айша не видела его глаз, но по этой фразе все поняла. И не нашлась, что ответить. Андрей обхватил ее руками и прижал к себе. Не так горячечно и нескромно, как прижимал Эдик. Иначе. Она почувствовала, как бьется его сердце. Так тепло, так спокойно, так защищенно было в этих объятиях. Но ведь это не любовь, они почти родственники, вросшие друг в друга корнями. Брат с сестрой. Айша отстранилась.

– Я не могу. Прости…

Андрей разжал руки. Его немного вело, все-таки он был сильно пьян. Присев, начал шарить ладонью по земле.

– Мне нужен камешек.

Айша чувствовала себя глупо, не зная, что сделать или сказать, как выровнять ситуацию.

– Нашел. – Андрей поднялся, пошатнувшись.

– Пойдем обратно.

– Ты иди, я сейчас.

Ей хотелось вернуться на школьный двор, где не так темно, зябко и запутанно, как здесь. Ему же хотелось, чтобы она осталась…

– Все нормально. – Он запрыгнул на лавочку и сел на спинку, не глядя на Айшу. – Осторожно иди, не убейся.

Луна соизволила наконец выйти из-за туч, стало немного светлее. Айша побрела обратно. Достигнув угла, за которым с криками и хохотом бесновалась в виде беззаботных выпускников сама жизнь, оглянулась. Андрей сидел неподвижно. Его рубашка белела сиротливым пятном на фоне обступающего со всех сторон многоликого сумрака.

Часть 2

Зови меня к себе, зови,

Высокий колокол тревоги.

Для боли,

Как и для любви,

Однажды пробивает сроки.

Не утопить ее в вине.

И не поется, и не спится.

Лишь звезды поздние в окне

Дрожат, как слезы на ресницах.

Виктор Коротаев

1. Птенцы встают на крыло

На следующий день Андрей покинул Жана-Париж первым утренним рейсом. Под причитания бабушки зашвырнул вещи в сумку и исчез, ни с кем не простившись. Вместе с ним в Алма-Ату уехала и Тамарка Каримова.

Он смутно помнил события минувшей ночи. Темный стадион. Желтые окна дома напротив следили за ним глазами гигантской кошки. Ветер прохладной волной гладил спину. Андрей сидел на лавке и терзал в руке бессловесный камешек, будто хотел выжать из него некую истину. И ругал себя за бестолковые, невнятно сказанные слова…

Как и когда возникла мысль забрать Айшу с собой в Германию, он не помнил. Как и не помнил тот день, когда влюбился. Он и слово-то это не признавал. Любовь. Нещадно затертое в стихах и песнях, унылый оплот девчонок и некоторых пацанов, которые и постоять за себя не могут. Даже маме Андрей никогда не говорил о своей любви, стеснялся. Просто мог обнять крепко-крепко и вложить в эти объятия то всеобъемлющее, что к ней испытывал. Но это мама. Она всегда все поймет и почувствует как надо. Наивно было думать, что и Айша так сможет. Сможет за годами дружбы разглядеть его отношение к ней.

За спиной хрустнул гравий. Кто-то осторожно подошел сзади, прильнул спасительным теплом и обвил руками. Короткой вспышкой мелькнула радость, что вернулась Айша, но через секунду он разочарованно обмяк – то была Тамара. Она села рядом и безропотно слушала его бессвязную околесицу. Он рассказывал ей про Алма-Ату, про тайные тропки в горах, о которых знали лишь избранные с его района, об усыпанных яблоками деревьях и прогалинах с настоящими подснежниками, а не крокусами алатавскими, которые все в Жана-Париже почему-то называли подснежниками… Словом, нес какую-то чушь, радуясь тому, что не остался один на один со своими мыслями.

На озере пару раз он ловил удивленные взгляды своих девчонок, но ему было плевать. Какое-то лихорадочное веселье напало. Пил, не разбирая вкуса, неведомое пойло из бутылки, кричал песни, порывался пройтись колесом по берегу и даже искупаться. Рядом все время возникала Тамара. Куда бы он ни смотрел, постоянно наталкивался на ее глаза, которые держали якорем среди того самозабвенного хаоса, что он сам устроил. Вроде даже целовался с ней, но эту часть воспоминаний заштриховал плотный похмельный туман.

Когда небо над озером посветлело, уставшие выпускники, больше похожие на потерпевших кораблекрушение, начали разбредаться по домам. Андрей требовал продолжения банкета, но Марат потащил его до квартиры. Ольга с Айшой шагали рядом и переглядывались. Таким Фонпанбека они не видели никогда.

Сдав пьянчужку на