Беатриса останавливается на полпути к следующему лестничному пролету и поворачивается в мою сторону, вопросительно приподняв тонкую бровь.

– Я просто любопытствую, – признаю́сь я, и она продолжает подниматься по лестнице. Я ускоряю шаг, чтобы нагнать ее. – И вспоминаю субботний вечер.

Она смеется своим очаровательным звонким смехом.

– Это был замечательный вечер – и таких будет еще много, если ты переедешь к нам. Комната Джоди находится здесь, рядом с моей. А комната Бена – напротив, рядом с ванной. Дальше, наверху, у нас есть еще две спальни – чердачные комнаты, которые занимают Кэсс и Пэм. У них, к счастью, своя ванная, потому что обычно кто-нибудь из них уединяется там, крася волосы. Полагаю, ты все это не забыла, ведь «открытая студия» была совсем недавно.

Я киваю, не желая, чтобы она догадалась, насколько досконально я запомнила план ее дома; тогда она действительно сочтет меня сталкершей. Мы доходим до лестничной площадки и останавливаемся у одной из выходящих на нее дверей. Она выкрашена в белый цвет и снабжена массивной латунной ручкой. Замка́ нет. Беатриса осторожно стучит по филенке [5] двери костяшками пальцев. Не получив ответа, она толкает дверь, и та открывается с протяжным скрипом.

Комната настолько не соответствует остальному дому, что у меня возникает ощущение, будто я телепортировалась в студенческую общагу. Здесь царит запах нестираного постельного белья и грязной одежды, смешанный с чем-то едким, химическим. Я слегка вздрагиваю. Джоди лежит на односпальной кровати, которая придвинута к стене, чтобы освободить место еще для двух уродливых скульптур. На голове у нее огромные наушники, глаза закрыты, и она тихонько подпевает словам песни, которую слушает. Я не могу разобрать текст, но он звучит заунывно и протяжно. Я окидываю взглядом большую комнату со стенами цвета индиго, по которым развешаны многочисленные плакаты готических групп начала 1980-х годов, с высокими потолками и мраморным камином; я пытаюсь представить себе, что это моя спальня. Два створчатых окна высотой почти во всю стену выходят на улицу, на одинаковые пятиэтажные дома напротив. Серебристая береза в палисаднике то склоняется, то распрямляется под ветром, ее листья отбрасывают пляшущие тени на затертый ковер.

Джоди распахивает глаза и стягивает наушники с головы.

– Прости, Джоди, я стучала, – говорит Беатриса, однако выражение ее лица нельзя назвать виноватым.

Джоди садится и спускает ноги с края кровати, угрюмо глядя на нас. На ней огромная черная футболка с изображением Роберта Смита [6], и в ней она выглядит лет на двенадцать. Ноги у нее бледные, а икры украшены таким количеством родинок, что напоминают детскую раскраску «соедини точки».

– Ты помнишь Аби? – спрашивает Беатриса.

Джоди мрачно кивает, когда я здороваюсь, ее ярко-голубые глаза смотрят на меня так пристально, словно она может читать мои мысли – словно знает обо мне все. Сердце мое замирает, и я мысленно повторяю слова Дженис, мантру, которой она научила меня, чтобы успокаиваться, когда я чувствую приближение приступа паники.

Джоди поворачивается к Беатрисе, ее детское личико недовольно нахмурено.

– Я только вчера сказала тебе, что съезжаю, а ты уже нашла претендента на мою комнату. – Она встает и натягивает серые облегающие джинсы, которые лежат свернутыми у ножки ее кровати.

– Это не было запланировано заранее, Джоди. Это пришло мне в голову всего несколько минут назад, когда я болтала с Аби внизу, – небрежно сообщает Беатриса, подходя к одной из скульптур-горгулий. Я, конечно, не очень разбираюсь в искусстве, но любой может понять, что эти скульптуры уродливы.

– Она художница? – спрашивает Джоди, как будто меня вообще нет в комнате. Когда Беатриса качает головой, Джоди хмурится еще сильнее. – Я думала, ты разрешаешь здесь жить только художникам.

Я чувствую враждебность, которая буквально сочится сквозь кожу Джоди. Я неловко стою у двери, чувствуя себя незваной гостьей. Беатриса открывает рот, чтобы ответить, но Джоди прерывает ее, пожав плечами:

– Неважно. Это не мое дело. Разбирайтесь сами.

Когда она направляется ко мне, я инстинктивно делаю вдох, но вместо того, чтобы пройти мимо меня и выйти за дверь, она останавливается на таком расстоянии, что ее лицо оказывается в нескольких дюймах от моего.

– Почему-то она отчаянно хочет, чтобы ты поселилась здесь, – говорит она тихим голосом.

Я бросаю взгляд на Беатрису, которая стоит на другом конце комнаты и рассматривает скульптуру, проводя руками по ее клювообразному носу и – к моему большому удивлению – издавая одобрительные возгласы. Мой взгляд возвращается к Джоди, и та холодно продолжает:

– На твоем месте я бы поостереглась.

И затем она уходит, оставляя меня с недоумением смотреть ей вслед.

Глава пятая

Беатриса сидит на новоприобретенном антикварном диване с кожаной обивкой и смотрит, как стрелки часов – реплики 1950-х годов – на каминной полке движутся к половине шестого, и каждое их тиканье отдается в ее напряженном теле. «С минуты на минуту, – думает она, – он будет дома». Сердце замирает от предвкушения, когда она слышит щелчок ключа в замке, хлопок входной двери, стук его ботинок по каменной плитке, его голос, зовущий ее по имени с мягким шотландским акцентом. Беатриса пытается представить себе, как он разозлится, когда узнает, что она сделала.

– Я здесь, – отзывается она.

Он просовывает голову в дверь и хмурится, заметив, что на месте трехголовой скульптуры Джоди стоит кожаный диван, которого здесь раньше не было, и большой письменный стол из красного дерева.

– Где Джоди? – Он заходит в комнату, бросая сумку с ноутбуком у стены. Беатриса укоризненно смотрит на него, опасаясь, что уродливая черная сумка запачкает свежевыкрашенные лаймово-зеленые стены. – И что ты сделала с этой комнатой?

Беатриса сглатывает.

– Я перекрасила ее.

– За один день?

Она пожимает плечами:

– Это не отняло много времени. – Она решает не говорить брату о декораторе, которому заплатила за помощь. Ее колени подрагивают, и она натягивает на них подол своего хлопчатобумажного платья, пытаясь их спрятать. – А Джоди уехала.

Бен качает головой, словно пытаясь осмыслить то, что говорит ему сестра. Он даже не смотрит на свою сумку, и Беатриса едва сдерживает раздражение.

– Джоди уехала? Уехала куда?

– К