Поставленное мною раз навсегда положение, что индивидуум имеет свою цель в самом себе, не должно истолковываться превратно, в том смысле, будто б я ставлю индивидуума центром или полагаю, что индивидуум может удовольствоваться самим собою в абстрактном смысле. При абстрактном взгляде на жизнь и ее цели не может быть никакого движения. Индивидуум действительно имеет свою цель в самом себе, но эта внутренняя его цель — он сам, его «я», которое он стремится обрести и которое таким образом является не абстрактом, но абсолютной конкретностью. В своем стремлении обрести свое «я», в своем движении к цели индивидуум не может уже отнестись к миру отрицательно — в таком случае его «я» стало б абстракцией и осталось бы ею, а между тем оно должно, напротив, проясниться во всей своей конкретности; к этой же конкретности и принадлежат те факторы, посредством которых человек принимает в окружающей жизни деятельное участие. Исходным пунктом движения является, таким образом, собственное «я» индивидуума, конечной целью — то же самое «я», а ареной движения — внешний мир, окружающий индивидуума. В жизни такого индивидуума будет, следовательно, движение — и движение действительное: оно ведь обуславливается его (индивидуума) свободным выбором, а так как к тому же имеет постоянную цель, то жизнь данного индивидуума и можно рассматривать с точки зрения красоты. <…>

Повторяю, лишь глядя на жизнь с этической точки зрения, рассматриваешь ее в то же время с точки зрения красоты; это положение я могу, между прочим, применить и к моей собственной жизни. Если ты скажешь мне, что такая красота невидима, я отвечу: в известном смысле это так, в другом — нет: ее можно видеть, она оставляет свои следы в истории; она, следовательно, видима — в том же смысле, в котором говорят: laquere, ut videam te[106]. Я, пожалуй, соглашусь с тем, что я не вижу пока осуществления той красоты, за которую борюсь в жизни, но и то лишь опять-таки в известном смысле; я могу прозреть ее своим духовным взором, если только захочу и если у меня хватит мужества захотеть — без мужества же нельзя увидеть ничего вечного, ничего прекрасного.

Глядя на жизнь с этической точки зрения, я рассматриваю ее с точки зрения красоты, и жизнь становится для меня обильным источником этой красоты, а не скудным, каким она является в сущности для тебя. Мне поэтому не нужно рыскать, отыскивая ее, по всей стране, или гранить тротуары по улицам нашего города, не нужно много судить да рядить. Да у меня нет и времени для этого — мой взгляд на жизнь, правда, радостен, но в то же время и серьезен, так что де́ла у меня всегда вдоволь. Если же у меня иногда и выдается свободный часок, я становлюсь у окошка и смотрю на людей, причем рассматриваю каждого из них с точки зрения красоты. Да, каждого, как бы ничтожен или незначителен он ни был: я ведь вижу в нем не только отдельного человека, но и известное воплощение общечеловеческого. Я вижу в нем индивидуума, имеющего свою собственную, определенную цель в жизни, цель, которая не находится в каком-нибудь другом человеке, а в нем самом, будь он хоть последним из последних. Он имеет эту цель в самом себе, он осуществляет свою задачу, свое назначение, он борется и побеждает — да, все это вижу я: мужественный человек не видит призраков, но видит, напротив, героев-победителей, тогда как трус не видит героев, а лишь одних призраков. Он должен победить — я уверен в этом, — и потому борьба его прекрасна. Я вообще не охотник бороться, по крайней мере, с другими людьми, но ты можешь быть уверенным, что за веру мою в торжество и победу прекрасного на земле я буду бороться на жизнь и на смерть; никто и ничто в мире не отнимет у меня этой веры; ее не выманят у меня мольбами, не вырвут силой, я не расстанусь с ней ни за что на свете, сулите мне взамен хоть весь мир: потеряв мою веру, я все равно потерял бы весь мир. Благодаря этой вере я вижу красоту жизни, красоту, в которой нет ни малейшей примеси горечи или уныния, неразлучных с красотами природы или искусства, неразлучных даже с вечной юностью богов прекрасной Греции; красота, которую я прозреваю своим умственным взором, радостна, победоносна и могуча, и она покорит весь мир! Эту красоту я вижу повсюду, даже там, где твой взор не видит ничего. Остановись на минуту у моего окна. Мимо проходит девушка. Помнишь, мы встретили ее как-то раз на улице? «Она некрасива, — сказал ты, но, вглядевшись пристальнее, узнал ее и добавил: — Несколько лет тому назад она была удивительной красавицей, царицей всех балов; потом с ней приключилась какая-то любовная история; что там вышло — не знаю, но она, как видно, приняла все это чересчур близко к сердцу, захирела, завяла, и всю красоту ее как рукой сняло. Одним словом, она была когда-то хороша, теперь не хороша, и дело с концом». Что значит смотреть на жизнь с точки зрения красоты! В моих же глазах эта девушка не только ничего не потеряла, но стала еще прекраснее прежнего. Твое воззрение на красоту жизни имеет большое сходство с той жизнерадостностью, которой отличались времена процветания застольных песенок, вроде следующей:

Кто б согласился в мире жить,

Не будь в нем гроздий винограда?

Скажи, мудрец, к чему любить

И за страданье где награда?

Ты слышишь, жалкий род людской

От севера до юга стонет,

И все надежды рок хоронит,

Засыпав черною землей!

Скорей вина! Друзья, смелее!

Пусть будет весел шумный пир,

Мы будем пить, с вином скорее

Забудем этот скорбный мир![107]

Взглянем же теперь поближе на некоторые житейские отношения, особенно на те из них, в которых эстетическое воззрение сталкивается с этическим, и обсудим, действительно ли и в какой именно степени лишает последнее вашу жизнь красоты