Мы прошли темным сырым коридором, который затем перешел в лестницу, круто ведущую вниз. Затем мы вступили в небольшую комнатку-тамбур. Здесь Олег Олегович включил свет и достал из стенной ниши два странных костюма из какой-то серебристой и весьма тяжелой ткани; в общем-то, костюмы эти напоминали водолазные и увенчивались круглыми шлемами со стеклами – для головы. Затем мой новый знакомый навьючил мне на плечи кислородный прибор, такой же, как у аквалангистов, и присоединил трубку к шлему. Надев на себя такое же оборудование, он открыл тяжелую, обитую металлом дверь, и мы вошли в помещение, где находилась Опытная Установка. Стены, пол и сводчатый потолок этого довольно большого помещения оказались обитыми той же тканью, из которой были сделаны наши костюмы.
– Это, собственно говоря, уже не подвал, а подземелье, – пояснил мне Олег Олегович, и голос его сквозь шлем прозвучал таинственно и глухо. – Когда-то здесь была тайная молельня сектантов-беспоповцев, затем долгое время – овощной склад, а затем подземелье просто пустовало. Я провел сюда электричество и оборудовал здесь свою Установку. Обратите внимание на стены, пол и потолок: они покрыты изобретенным мной экранирующим материалом. Таким образом я изолировал данную кубатуру от притока внешнего времени. Я выкачиваю время только из этого помещения. Здесь царит автономное время, и сейчас мы, сами того не ощущая, находимся вовсе не в двадцатом веке, а в тысяча триста девяносто девятом. Таким образом, в будущем, то есть до тысяча триста девяносто девятого века, здесь ничего не будет происходить, ибо вместе со временем я выкачиваю и превращаю в вещество и те события, которые должны были бы произойти в этом помещении, вернее, в данном объеме.
– А не может получиться так, что вы выкачаете отсюда все время и времени больше не будет? – задал я практический вопрос.
– Если бы я знал! – воскликнул Олег Олегович. – В том-то вся и штука, что я не знаю, бесконечно или конечно время! Ведь для того, чтобы это выяснить, я и построил Опытную Установку!
– Если время бесконечно, то тут все ясно, – высказал я свое научное предположение. – Значит, его можно выкачивать и выкачивать, и все равно его не убавится. Но если оно когда-нибудь кончится, интересно, что будет тогда?
– Если время конечно и я его выкачаю отсюда целиком, то здесь образуется вакуум времени, – ответил мне Олег Олегович. – Но что тогда произойдет – этого я не знаю. Может быть, ничего не произойдет, а может произойти взрыв, перед которым взрыв водородной бомбы – выстрел из детского пугача… Однако я еще не показал вам того главного, ради чего привел вас сюда.
Он подошел к длинному столу из толстых грубых досок, на котором возвышалось что-то накрытое чехлом из дешевого пестрого ситца. Затем он сдернул чехол, и моему удивленному взору предстал странный агрегат. Начинался он широкой воронкой, к ней был припаян металлический шар, от шара шла гофрированная медная трубка к большому черному ящику, на крышке которого было пестро от кнопок, клавиш, циферблатов и разноцветных маленьких лампочек. От этого таинственного ящика шли две трубки к стальному цилиндру, а от цилиндра под углом в сорок пять градусов шла еще одна трубка, которая упиралась в эмалированный открытый бачок.
Несколько поодаль от основного агрегата высилось штамповальное устройство с рукояткой и чугунным противовесом.
– Как видите, моя Опытная Установка на первый взгляд весьма невзрачна, ибо некоторые ее детали состоят из предметов, которые я собрал на складе металлолома. Однако коэффициент полезного действия этой Установки весьма высок.
– Извините, а какую научно-техническую роль играет эта воронка? – задал я деликатный вопрос.
– Эта поставленная горизонтально воронка втягивает в себя время, а затем оно поступает вот в этот преобразователь, а из преобразователя, уже в виде жидкой субстанции, самотеком идет в сгустительную камеру, а затем… – И он начал мне объяснять действие агрегата, пустившись в разные непонятные подробности.
– Впрочем, лучше всего показать вам Опытную Установку в действии, – прервал он сам себя и, подойдя к распределительному щиту, включил рубильник, а затем начал нажимать на всякие кнопки и клавиши, которыми был украшен большой ящик.
Послышался негромкий вибрирующий гул. Воронка начала тихо вращаться, засветились циферблаты и разноцветные лампочки. Вскоре из трубки в бак потекла тонкая струйка голубоватой жидкости.
Попадая в эмалированный бак, жидкость сгущалась, преобразуясь в вязкую массу. Это и было время, превращенное в вещество.
Олег Олегович взял деревянной лопаточкой порцию этой голубой массы и понес к штампу. Затем он опустил рукоятку – и очередная пепельница была готова.
– Сколько минут сгущенного будущего времени уходит на такую пепельницу? – задал я практический вопрос.
– Вы сказали «минут»?! – удивленно воскликнул изобретатель. – Надо было спросить «сколько столетий»! Знайте, что масса, идущая на одну пепельницу, равна четырем с половиной векам земного времяисчисления.
Затем Олег Олегович отштамповал еще несколько пепельниц и начал жаловаться на плохой их сбыт и на материальные неполадки, мешающие ему усовершенствовать свою Установку и двигать науку вперед.
И вот тогда в моем мозгу внезапно возникла важная идея, которой я немедленно поделился с изобретателем.
– Уважаемый Олег Олегович! – сказал я. – Ваши пепельницы плохо идут, так как все, кому они были нужны, уже купили их, а новое поколение курильщиков еще не подросло. Поэтому вам надо реконструировать производство и наладить выпуск новой продукции. На рынке Собачинска-Неудачинска я видел продающихся гипсовых кошек, львов и слонов, но я там не увидел ни одной гипсовой собаки. А ведь собака – друг человека, и если вы наладите ее производство из своего высококачественного сырья, то она выручит вас из трудного материального положения!
– Около года тому назад гипсовые собаки продавались на нашем рынке, но их сняли с продажи за повышенную антихудожественность, – дал мне справку мой собеседник.
– Но если вы наладите производство собак из нового красивого сырья, то их художественная ценность возрастет. Надо только достать образец и сделать штамп.
– Образец достать нетрудно, ибо автором местной гипсовой собаки является мой родной отец, известный городской ваятель-гипсовик и председатель здешнего творческого объединения скульпторов-надомников. Он охотно даст мне модель, но я боюсь, не будет ли антиморальным фактом возобновление производства антихудожественной собаки?
– Но ведь это же ради науки! – воскликнул я. – Собаки всегда страдали во имя науки – таков их удел.
– Да, придется пойти на это… Конечно, в виде временной и даже кратковременной меры, – с печалью в голосе произнес Олег Олегович. – Наука требует жертв, и пусть в данном конкретном случае этой жертвой будет собака.
И он пошел к отцу за образцом, а я направился в местный Дом колхозника на ночевку, оставив
