– Что? Ах, так ты так-то! – взревел Николай Иванович и, высунув руку, сбил с француза шляпу и схватил его, в свою очередь, за волосы.

Француз тоже взревел.

– Arretez! Arretez![539] – кричал он, требуя остановки поезда, но поезд не останавливался, и французу пришлось пробежать нисколько шагов по платформе за вагоном, пока он успел освободиться из рук Николая Ивановича.

Когда Николай Иванович обернулся к жене, поезд уж катил на всех парах.

– Каков мерзавец-то. Драться задумал со мной! Ну да ведь я не дурак! И я удружил ему. До новых веников не забудет! Вот мои трофеи, – проговорил Николай Иванович и показал жене клок волос француза, который он держал в кулаке.

LXXXI

Пассажиров, выехавших из Женевы, было немного, да и те разместились главным образом в вагонах третьего класса, второй же класс почти совсем пустовал, так что супруги ехали одни в купе. Первое время Глафира Семеновна все еще продолжала дуться, сидела, отвернувшись от мужа, и совсем не отвечала на его слова, которыми тот так и сыпал, но когда он, раскрыв ладонь, стал собирать волосы, вырванные из головы коммивояжера, сделал из них маленькую прядь и завернул в клочок бумаги, она не выдержала и улыбнулась.

– Трофеи… хочу спрятать, – отвечал Николай Иванович на ее улыбку.

– Охота! Куда тебе эту дрянь? – поморщилась Глафира Семеновна.

– В воспоминание о богоспасаемом граде Женеве. Приеду домой и буду показывать, как я расправился с нахалом. Победа… Жаль только, что француз попался, а не немец. Будь это немецкие волосы, так даже в брелок отдал бы вделать и носил бы его на часовой цепочке.

– Да это, кажется, был и не француз, а жид.

– То-то я думаю, что французский жид. Нахальство-то уж очень велико.

– Теперь и я скажу, что нахал. Вообрази, ведь он написал мне любовное письмо и просил свидания со мной.

– Да что ты! Ах, мерзавец! Вот видишь, видишь… Чувствовало мое сердце! Где же это письмо?

– Разумеется, я его сейчас же разорвала, а то бы ты черт знает что наделал из ревности.

– О! Да я бы из него дров и лучин нащепал!

– И тебя бы арестовали, и мы бы из Женевы не выехали. Вот во избежание скандала-то я и разорвала. На раздушенной розовой бумажке письмо.

– Ах, подлец, подлец! Когда же это письмо он успел тебе передать? – допытывался Николай Иванович.

– Он не сам передал, а мне передала письмо девушка из нашей гостиницы.

– Это после истории с розой или раньше?

– После. Письмо мне передала девушка, когда мы вернулись из ресторана в гостиницу, но, должно быть, оно было оставлено девушке раньше. Ты вышел из номера, а девушка мне тайком и передала. Бумажка розовая, атласная, конвертик с розой и бабочкой.

– Да что ты меня словно дразнишь! – опять вспылил Николай Иванович. – Расхваливаешь бумажку, конвертик…

– Не поддразниваю, а просто рассказываю тебе.

– Тебе не обидно, тебе не противно, что он черт знает за какую путаную бабенку тебя принял?

– Да что ж обижаться на дурака! – спокойно отвечала Глафира Семеновна.

– Нахал! Мерзавец! Подлец! Нет, уж я теперь его волосы непременно вставлю в брелок и буду носить в воспоминание победы.

Николай Иванович свернул бумажку с волосами коммивояжера и спрятал ее в кошелек.

– А все ты своими улыбками ему повод подала. «Мусье, мусье… мерси, мерси»… Вот тебе и мерси. Ты особенно какие-то пронзительные улыбки перед ним делала, когда мы ехали из Парижа в Женеву, – вот он и возмечтал. Два раза за руку его взяла; черт знает кто, а ты ему руку подаешь!

– Да ведь нужно было поблагодарить его за любезность. Ты, я думаю, видал, как он распинался перед нами в вагоне. Ужин нам схлопотал, конфектами нас угощал. А уж как он образцы кружев мне дешево продал, так это просто удивительно!

– Молчи, пожалуйста, не расхваливай мерзавца!

Произошла пауза. Николай Иванович злился и усиленно затягивался папироской.

– Тебе-то больно от него попало! – начала опять Глафира Семеновна.

– Ну что за больно! Он только схватил меня за голову.

– Нет, за уши. Вон уши-то и посейчас у тебя красны.

– Да что ты словно радуешься! – возвысил голос Николай Иванович. – Конечно же, ему вдесятеро больше от меня досталось, и доказательством вот этот клок волос, – хлопнул он себя по карману. – У меня трофей, а у него ничего.

– Ты знаешь, ведь он тебя на дуэль вызывал, – продолжала Глафира Семеновна.

– Да что ты врешь! Когда?

– А когда подошел к окну вагона. Ты ведь по-французски не понимаешь, а я-то поняла. Из-за этого он тебе и карточку свою визитную совал.

– Скотина! Задал бы я ему дуэль. Пополам бы его перервал, ежели бы не сидел в вагоне. Туда же, дуэль, жидконогая кочерга эдакая!

– Да он и звал тебя выйти из вагона, а когда ты не вышел, то он схватил тебя за уши, намереваясь побить, что ли.

– Да не хватал он меня за уши!

– Ну не хватал, не хватал.

– Конечно же не хватал. Что, я не чувствовал, что ли! – отпирался Николай Иванович.

Глафира Семеновна посмотрела на мужа и улыбнулась.

– Да что ты подсмеиваешься-то надо мной! – крикнул тот, раздражаясь.

– Просто мне забавно, что такое приключение с нами в дороге стряслось. Точь-в-точь как во французском романе. Я даже читала что-то подобное, – отвечала Глафира Семеновна. – Конечно, только там драки не было и никто ни у кого не вырывал клока волос, а все обошлось по-благородному, – прибавила она – Какой-то граф влюбился в замужнюю маркизу…

– Сочиняй, сочиняй! Эта маркиза-то ты, что ли?

– Да вот вроде нас. Только это было не в вагоне, а на станции железной дороги. Маркиз с маркизой сидели на станции и отправлялись в Ниццу. Вдруг входит граф и прямо подает карточку: «Рю Лафайет, нумер такой-то»… Затем объяснение: «Двоим нам нет места на земном шаре… Или я, или вы… Присылайте секундантов»… И вот они едут в Италию, и там, среди лимонной рощи…

– Молчи, молчи! Вздор городишь! – перебил жену Николай Иванович.

– Но там маркиза была влюблена в графа. Маркиз был старик… – не унималась Глафира Семеновна.

– Довольно, тебе говорят!

– А ну тебя! Ни о чем путном говорить с тобой нельзя.

– Не люблю я слушать твоих романов. Ведь это все вздор, чепуха…

– Так о чем же говорить-то?

– А вот хоть о том, что в этом ресторане в Женеве, в котором мы обедали, за водку меня просто ограбили. Знаешь, по скольку с меня взяли за