Варенье оказалось очень вкусным, я даже немного углубился в воспоминания из детства. Из них меня вырвал звонок телефона, заставив вздрогнуть. "Николай Витальевич?" — поинтересовался густой бас. "Он самый", — подтвердил я. Голос был мне не знаком, и стало даже любопытно, кто бы это мог быть, поскольку никаких звонков, тем более от незнакомцев, я не ожидал. Неожиданно обладатель баса замялся: "Николай Витальевич, тут такое дело… Я из нотариальной конторы, с вами разговаривал другой наш сотрудник. Он, как бы сказать… Владел не всей информацией". Мой собеседник умолк. "Простите, — подбодрил я его, когда пауза затянулась, — что значит, не всей?" "К завещанию вашей бабушки есть приложение, — вздохнув, продолжил нотариус. — Мой, хм… коллега… Он очень молод, торопится всё время". И он опять замолчал. "Простите, не знаю, как по имени-отчеству вас, но можно узнать, в чём, собственно, дело?" — этот бас так не вязался с неуверенностью речи, что начал меня раздражать. Нотариус снова вздохнул: "По распоряжению вашей бабушки в доме после её смерти не должны жить её родственники. Дом следовало сразу выставить на продажу. Но вы, видимо, уже там?" Я подтвердил его предположение: "Да, я в доме, но не вижу никаких проблем. Я собираюсь его продать как можно быстрее". Мой собеседник облегчённо выдохнул: "Тогда эту… неувязку… можно вполне списать на разночтения. Вы ведь не будете там жить? А просто побудете какое-то время, непродолжительное. Правильно?" "Совершенно верно. Так всё в порядке? Мне не нужно срочно отсюда бежать?" — усмехнулся я. Нотариус заверил меня, что он всё уладит, и мы распрощались. Однако его звонок почему-то меня встревожил: с чего бы бабушке делать такую приписку к завещанию?

Заменив уже остывший чай, я отправился с чашкой в зал, намереваясь посидеть немного в Интернете, а затем отправиться спать. Погрузившись в просмотр забавных роликов, я не сразу обратил внимание на назойливый звук, очень тихий, который зудел где-то на грани восприятия. Я прислушался, покрутил головой, но никак не мог уловить, откуда же он исходит. Больше всего было похоже на колокольчик. Постепенно звук становился тише, а вскоре и вовсе исчез. Это было странно, но мало ли какие звуки могут послышаться в старом доме? А может, они вообще доносились из посёлка. В конце концов, я махнул на странный звук рукой и отправился спать в комнату, где раньше, давным-давно, проводил очень много времени.

Засыпая, я думал о том, когда изменилась судьба этого дома. Ведь бабушка жила отшельницей только последние десять лет. Когда-то всё было совсем по-другому: большой дом принимал десятки гостей, съезжавшихся по первому зову бабы Нины на все мыслимые и немыслимые праздники, а иногда и просто так. Маленькая старушка помнила не только дни рождения родственников, но и даты всех памятных моментов в их жизни. И не ленилась обзванивать родню с напоминанием — не забудьте поздравить! Частые встречи отлично способствовали крепости семейных уз, как говорится.

Но десять лет назад всё изменилось, и я отлично помню тот день — моё, а точнее, наше с Майей, двадцатилетие. Конечно, отмечать такую дату планировалось у бабушки. Мы с сестрой тогда были не разлей вода — близнецы, как-никак. Осень выдалась прекрасная, тёплая, совсем не дождливая, и мы, отпросившись в университете, решили провести у бабушки целую неделю. Как же она обрадовалась! Сестра была права насчёт того, что я был её любимчиком. Но права только отчасти. Бабушка выделяла среди всех родственников не меня одного, а нас с Майей. И сейчас любимые внуки останутся с ней на целую неделю. Мы замечательно проводили время втроём: вместе готовили, гуляли, смотрели телевизор. Вечера были нашим любимым временем. Бабушка усаживалась в любимое кресло, мы располагались возле неё прямо на пушистом ковре, и она рассказывала нам истории. Я не знаю, были ли они правдой или вымыслом, но было потрясающе интересно. Но однажды… "Колокольчик!" — подскочил я на кровати. Точно, всё началось с колокольчика! И сейчас я точно понял, что тогда услышал точно такой же звук, который побеспокоил меня сегодня. Тихий, навязчивый.

В тот вечер всё и закончилось. Я никогда не видел, чтобы люди так бледнели. Именно тогда я понял, что имеют в виду, говоря "Побелел, как мел". Вот такое лицо стало у бабушки. Она замолкла и как будто окаменела, но длилось это всего несколько секунд. Затем она вскочила и закричала на нас. Сказать, что нас с Майей это шокировало, было мало. Я никогда не видел бабу Нину в таком состоянии: она была в ярости, обвиняла нас в том, что все её используют, орала, что с неё хватит. В конце концов, она просто выгнала нас вон, на ночь глядя, не дала даже вещи собрать, крикнув вдогонку, что вышлет их почтой, но видеть нас в своём доме не хочет больше ни минуты. Наверное, тогда нужно было что-то предпринять, сопротивляться. Но нам с сестрой было так обидно, что мы просто дошли до шоссе, поймали попутку и уехали в город. Предстоящий день рождения был безнадёжно испорчен.

Бабушка не ограничилась только нами: за несколько дней она умудрилась перессориться со всеми родственниками. Помню, с неделю все перезванивались, встречались и обсуждали неожиданные перемены в бабе Нине. А потом всё постепенно стихло. Звонков и встреч становилось всё меньше, а вскоре они и вовсе прекратились, как будто семейная идиллия держалась только на бабушке. С тех пор я даже с родителями общался не часто. Да что там с родителями — даже с Майей мы в целом ограничивались только телефонными разговорами, встречаясь только по праздникам.

В мои воспоминания снова вторгся посторонний звук. Мне кажется, или назойливый колокольчик теперь звенит немного громче? Я встал с кровати и сделал пару шагов туда-сюда по комнате, стараясь определить, откуда идёт звук. Похоже, из шкафа. Шаг в ту сторону, и тут меня охватил ужас — второй шаг я уже сделал не сам. Я упёрся ногами в пол, по крайней мере, попытался. Но ноги сделали ещё один шаг. Интересно, так чувствует себя