«К нам в деревню много народу приезжает отдохнуть на лето. Места-то прекрасные, воздух свежайший, лес и хвойный, и лиственный есть, речка, рыбалка, банька. Грибов и ягод по сезону не счесть. Но собирательство не особо завлекает приезжих, они по большей части стремятся порыбачить и поохотиться, на моторках по речке погонять, выпить деревенского первача. Городским оно в диковинку и радость.

Вот по соседству, к пенсионерке Клавдии Петровне, приехали внук с женой. Отличные ребята, лет по двадцать им, Павел и Тоня. Пообщался с молодёжью, вежливые они и уважительные. Спросили меня, где можно тут отдохнуть, где грибов набрать. У них, оказывается, сбор грибов — любимый отдых. Ну и я, разумеется, заядлый грибник, всё им выложил. Рассказал им про самые сокровенные места, даже про дальнюю заимку за заброшенным кладбищем в лесу. Туда вообще, кроме меня, последние годы никто не ходил. Подосиновиков, подберезовиков, лисичек, маслят, сыроежек там видимо-невидимо, не на самом кладбище конечно, от которого едва заметные холмики остались и кресты деревянные истлели, а по его краям, под каждым деревом и кустом — по грибному семейству. Хотя по всем природным законам не должны разнопородные грибы все вместе расти, а там растут. Схемку ребятам нарисовал, как то место найти, тропки и ориентиры. По глазам вижу, что опытные грибники, не потеряются, по карте соображают.

Двадцать четвертого июня, как сейчас помню, отправился я за грибами в Зоревский лес. Паша с Тоней тоже должны были пойти, но раньше меня и по другому маршруту. Так и знал, что мы с ними пересечёмся в лесу. Но вышло это особенным образом.

Иду я по лесу, по излюбленным грибным местам, лисички с опятами собираю, по сторонам таращусь, трели птичек слушаю. Изрядно прошёл, почти полную корзину набрал, даже не дойдя шагов двести до заветного места с погостом.

Слышу вопли, кричит истошно женский голос, и ломится кто-то мне навстречу через кусты, не разбирая дороги.

— Помогите, они его утягивают! — орёт на весь лес.

Не понял сначала, кто кого куда утягивает, и кто вообще шум поднял. Потом сообразил — да это же Тонька, внучка соседская! Я метнулся навстречу человеку, продирающемуся в мою сторону сквозь кусты.

И правда, вылетает на меня Тоня, глаза бешеные, трясётся вся, лопочет:

— Виктор Павлович помогите, они из земли лезут, его схватили и меня пытались. Я перепугалась и за помощью. И вот вы навстречу. Так повезло!

В общем, несёт какую-то ерунду и почему-то ногу трёт, морщась от боли. Хотел я поинтересоваться, не выпили ли они с мужем, а потом на её ногу глянул, а там на голой икре (и поперлась же в шортах в лес) след синюшный от пятерни. Будто кто-то невероятно сильный за ногу схватил, до синяков сдавил.

— Никак у нас бандит какой в лесу завелся? — глуповато спросил я её, хотя надо было успокоить девушку и толком расспросить. Она же только пальцем тычет в чащу и, всхлипывая, лопочет: «Там… там… мёртвые из земли лезут. Спасите Пашу. На погосте».

— Ладно, ты тут посиди, Антонина, а я пойду гляну, чего там с мужем с твоим, — торопливо говорю я ей, а сам думаю, что скорее всего Пашка в яму барсучью или лисью провалился на погосте. Я точно видел с десяток таких на среди старых могилок и рядом, в лесу. Ещё удивлялся — чего это барсуки так скопом место себе облюбовали.

— Нет. Я с вами. Я уже в норме, — перестала всхлипывать она и подобрала узловатую ветку с земли, перехватив на манер дубины.

Ну, со мной, так со мной. Оставил я корзину, и побежали мы с ней к погосту, близко совсем было. Ещё не добегая, услышали шум, будто борьба какая-то идёт, мужской крепкий мат, звуки ударов, невнятное бормотание, перебиваемое глухим рыком. Тут и я палку покрупнее перехватил, вдобавок к моему ножу для резки грибов, довооружившись.

Выбегаю я на полянку-погост и застываю столбом на месте. И было отчего замереть, уже поверьте. Увидел я следующую картину:

Паша, до живота затащенный в нору, отчаянно отбивается от тянущихся к нему из-под земли человеческих рук. Руки те мёртвые и почти лишённые плоти, лишь кое-где на почерневших костях куски гнилой плоти видны. Их десятки, рук этих, и не только Пашку хватают, а и на соседних могилах из земли вырываются. Тем временем бормотание и рычание из-под земли доносятся, из нор, про которые я говорил.

Пока я стоял, разинувши рот, Тоня начала лупить по этим рукам палкой, потом к мужу подскочила. Вытащить из норы пыталась. Тут и я в себя пришёл. Мне шестьдесят три уже, но я ещё крепкий мужик — принялся эти жуткие конечности охаживать увесистым суком, а потом парня стал тащить из норы. Насилу мы его выдернули оттуда, окровавленного, всего снизу искусанного, и, подхватив под руки, потащили прочь с погоста, не забывая уворачиваться и молотить по цепким рукам мертвецов. Самих покойников я не видел, но кому-то же те мёртвые руки должны были принадлежать. Корзинку, понятное дело, пришлось в лесу бросить.

Добрались до деревни и скорую вызвали, Пашка совсем плохой стал, бред начал нести, что его в мёртвое царство утащить хотели. Царство-не царство, а под землю точно бы утащили, не подоспей Тоня с помощью в лице меня.

Скорая приехала через полчаса, далековато мы от цивилизации всё-таки живём. Клавдия Петровна ещё вокруг бегала, причитала, что де говорила внуку, что сегодня в лес нельзя, праздник Ивана Купала ведь и надо остерегаться «проказ нежити — домовых, водяных, леших, русалок и прочих».

Хотел я посмеяться над бабкой, но передумал, вспомнив увиденное. Пашку увезли на скорой, Тоня с ним уехала, а я домой вернулся и жене всё рассказал. Думал, у виска покрутит пальцем, скажет, пора тебе душевного специалиста посетить, а она, представьте себе, поверила. Запретила мне ходить далеко в лес, а уж тем более в район старого погоста. Поделилась со мной, что бабки шушукались, что лет триста тем могилам и хоронили в них отступников и еретиков. Мне раньше не говорила, потому что, как и я, считала всё пустопорожними байками. А оно вон ведь как вышло… Ну теперь я и без наставлений жены туда не собирался.

Про Павла я позже узнал, что когда привезли его в