— Что тебе сказала маман по поводу Тэда? — спросила Джейд у Лейкен.

— Ничего хорошего, — ответила молодая девушка и махнула рукой, — конечно, она догадалась, что это он спрятался у меня под кроватью. Садовник ей сказал, что было разбито стекло, и мне еще раз пришлось выслушать нравоучительную беседу по поводу ужасной семьи Кепфеллов. Ты знаешь, что Тэд подарил мне одного из своих голубей.

— Голубиц, — уточнил юноша.

— А что сказал режиссер, когда представили Денни? — спросила в свою очередь Лейкен, повернувшись к Джейд.

— Он сказал: «Добрый день».

— И все?

— Да, это конец, фиаско, — упавшим голосом сказал Денни.

— Интересно, а что бы ты хотел услышать? — вскинулась Джейд.

— Я хочу, чтобы все говорили: «А мисс Джейд снова видели на пляже с Денни, выдающимся кинематографистом».

Все весело рассмеялись.

Похоже, Голливуд ненамного приблизился, к ним. И все из‑за того господина, которого они тоже вначале приняли за режиссера. В действительности это был глава фирмы, и он вел себя, как единственный хозяин здесь. Он подтвердил свои намерения в отношении Денни, а потом все исчезли. Их и след простыл.

— Хотел бы я знать, а как им‑то все удалось? — вслух высказал свои мысли Денни.

— Что удалось? — не поняла Лейкен.

— Ну, как им удалось начать все с нуля и стать тем, кем являются сейчас?

— И кто, кто? — продолжала настаивать девушка. — Кого ты имеешь в виду?

— Пу конечно же, этих людей из Голливуда — восхитительная ты идиотка! — прокричал Тэд и поцеловал девушку в шею.

Лейкен смутилась и, отстранившись от юноши, рывком села на песке.

— Джейд, а ты слышала, что режиссер–постановщик говорил о жизни кинематографистов?

— Да, ну и что?

— Нужно быть готовым ко всему, если хочешь стать богатым и знаменитым.

Денни, которого такое предупреждение нисколько не пугало, продолжал мечтать вслух:

— Но все‑таки они назвали мне имена людей в Голливуде, если я вдруг надумаю туда поехать Голливуд! Да мой папаша на это никогда не согласится!

— А если согласится? — хитро подзадорила его Джейд.

— Тогда и разговоров нет, — решительно сказал юноша.

— А меня возьмешь? — продолжала Джейд дразнить его. — Наверняка ты хочешь поехать со мной. Такой хорошенький мальчик будет великолепен в постельных сценах. А я буду твоим спонсором.

Лейкен не принимала участия в разговоре. Она сидела отстраненно и задумчиво смотрела на море. Потом обернулась, сделала знак Тэду… и молча встала. Тэд — словно этого только и ждал — присоединился к ней. Уже уходя, они слышали, как продолжают дурачиться Джейд и Денни.

Если молодые романтики бредили Голливудом, то Сантана Ангрейд, получившая уже кое‑что от жестокостей жизни, собиралась в другую сторону от «столицы волшебных грез». После неудачного разговора с Кепфеллом она поняла, что сама должна разматывать клубок своей драматической истории. Для успеха ей нужно убыло по–настоящему почувствовать себя матерью. Ведь все эти пять лет она пыталась в любимой работе заглушить тоску не только по Ченнингу, но и по ребенку, оставленному в Мексике. Сейчас ей не хватало его как никогда. В Акапулько она не была еще по–настоящему матерью, все заглушили два чувства: радость оттого, что все позади, и тяжелая боль от потери Ченнинга…

Роза понимала свою дочь, как могла, поддерживала ее, но привычка всегда подчиняться начальству оказалась сильнее материнских чувств.

— Не мучь себя, — говорила она дочери. — Господин Кепфелл сказал же тебе, что не знает, кто усыновил ребенка. Значит, это невозможно выяснить.

Но Сантана упрямо отвечала ей:

— Мама, не уговаривай меня. Я хочу знать, кто усыновил ребенка и где он сейчас, в Мексике или в другом месте. Я обязана его найти, чего бы мне это ни стоило.

И Сантана купила билет на самолет в Мексику.

ГЛАВА 9

Они встретились в полутемной узкой улочке впервые после того драматического вечера — Питер Флинт даже не выступал свидетелем на процессе.

— Одну минутку, — окликнул Питера Джо. Было то время суток, когда солнце отправляет на землю свои последние лучи. Питер возвращался домой в приподнятом настроении: он предвкушал приятную процедуру составления заявления об уходе, навсегда разлучавшего его с серостью преподавательской жизни, а также желанную встречу с ослепительной Келли и пикник на борту яхты.

— Чего ты хочешь? Я тороплюсь, Джо.

— Я не задержу тебя, Питер. У меня к тебе всего два слова.

— Какие? — спросил Питер.

— Как ты думаешь, кто послал подарочек, влетевший сегодня в окно моего дома?

— Ты считаешь, что я имею отношение к покушению на твой дом?

— Конечно.

— Ошибаешься, Джо.

— Нет. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы совершить такую грубую ошибку. — И, придвинувшись на шаг ближе, выдохнул прямо ему в лицо: — Ты сделал все, чтобы разъединить нас с Келли. И продолжаешь в том же духе. Ты…

Джо замолчал, почувствовав, с какой страшной силой поднимается в нем бешенство, и испугался собственной ненависти. Нет, прав этот таинственный Доменик: нужны хладнокровие, тщательно обдуманные действия, не следует распускать себя даже если этот изворотливый преподаватель увел у тебя невесту.

— Не забывайся, Джо. У вас с Келли ничего бы не получилось: сын рабочего и наследница семьи Кепфелла — разве возможна такая свадьба. Нет, в это верил только ты, Джо.

— Ты знал, что так будет, — опять закипай яростью, проговорил Джо, — и просто хотел занять мое место.

Ему хотелось ударить Питера, и тот почувствовал это.

— Ну, давай, давай, Перкинс, ударь, и твое освобождение под честное слово будет лишь воспоминанием. Давай, чего ты ждешь?

Он был прав, этот Питер. Ему не стоит рисковать. Неуемная жажда жизни уже стоила ему пяти лет тюрьмы. Внезапно он почувствовал себя несчастным, как ребенок, сидящий рядом с играющими в непонятную игру взрослыми и полностью побежденный. Сделав над собой усилие, он, повернулся, чтобы поскорее уйти от этого ненавистного ему человека.

Пропустив полстаканчика в баре на Стейт–стрит, Джо почувствовал непреодолимое желание увидеть