Он смотрел на нас немигающим взглядом.

— У нас половина группы ранена, вы все измотаны и чудом выжили. Вы его просто не дотащите! К тому же его туша будет мало того, что замедлять нас, так еще и тварей будет привлекать! Хотите сдохнуть тут так же как он!? Валяйте! Но учтите, никто не будет вам помогать. Если берете с собой труп — вы сами по себе.

Филин еще пару секунд смотрел на нас нечитаемым взглядом ожидая ответа, а потом просто развернулся и пошел дале помогать раненым.

Костя сжал кулаки так, что костяшки побелели, но ничего не ответил. Только отвернулся, а потом резко ударил кулаком по ближайшему стволу. Тот глухо звякнул, осыпавшись корой.

— Хватит, — устало бросила Кленова. — Мы не в Академии, а в Разломе. Здесь нет места тупым сантиментам. Елисей погиб. Примите это и смиритесь.

Она подошла к телу Рысина, опустилась на корточки и, не глядя на нас, аккуратно сняла с его руки браслет-идентификатор. Положила в сумку. Потом встала, как будто не чувствовала тяжести этого движения.

— Когда доберёмся до точки, передадим координаты. Его заберут позже.

— Если будет что забирать, — буркнул Лазурин себе под нос, но все его услышали.

Мы молчали.

Воздух снова стал вязким, как туман после грозы. Только на этот раз это был не страх — просто пустота. Мысли вязли в ней, и даже боль отходила куда-то на второй план.

— Двигаемся, — сказал Гром. — По парам. Цепочкой. Интервал три шага. Я первый, Кленова замыкает. Кто на ногах — помогает раненым. Вопросы?

Никто не ответил.

Мы начали собираться. Поднимались медленно, кто-то спотыкаясь, кто-то стиснув зубы от боли. Пожарская пыталась не показывать, что ей тяжело, но её движения были скованными. Буревая молча подхватила Павлинову под плечо. Сапфирова поддерживал Зверев. Я шагнул к Лисицыну — он уже стоял, держась за бок, но явно на пределе.

— Давай, — сказал я тихо. — Если рухнешь, я тебя не понесу, сразу говорю.

— Я сам тебя понесу, — хрипло ответил он, ухмыляясь сквозь боль.

Мы тронулись. Лес впереди казался чужим, мёртвым, будто сам Разлом устал от нас. Или просто затаился, выжидая следующую ошибку.

Я не оборачивался. Больше не было сил.

Мы шли молча. Слышны были только шорох шагов по земле, хруст сучьев под ногами да редкие тяжёлые вдохи. Воздух был сухой, выжженный — не от жары, а как будто сам Разлом вытянул из него влагу и жизнь. С каждым шагом я чувствовал, как усталость медленно затягивает меня, замедляет мысли, делает движения вялыми.

В какой-то момент Филин поднял руку, давая знак остановиться. Мы замерли.

Впереди, метрах в пятидесяти, между деревьями, двигалось стадо. Огромные, покрытые металлической броней туши стальных зубров медленно перетекали через чащу. Их дыхание было слышно даже отсюда — хриплое, гулкое. Пахло ржавчиной и почему-то горелым мхом.

— В обход, — коротко сказал Гром.

Мы двинулись по дуге, стараясь не ломать веток и не наступать на сухие листья. Каждый лишний звук мог обернуться последним. Сердце грохотало, как молот, пока мы скользили вдоль границы стада. К счастью, зубры нас не заметили. А может просто не посчитали нас угрозой.

Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем мы снова начали идти в прежнем ритме. Кто-то даже позволил себе чуть выдохнуть. Напряжение чуть спало, но к сожалению — ненадолго.

— ЩИТЫ! ПОДНЯТЬ ЩИТЫ! СТРЕЛОМЕТ! — внезапно рявкнул Гром.

Я не думал — инстинкт сработал быстрее сознания. Щит мгновенно вспыхнул вокруг меня. В следующую секунду что-то с влажным чмоком врезалось где-то сбоку.

— А-а-а! — короткий, сдавленный крик.

Я обернулся — Лазурин пошатнулся и рухнул на колено. Из его правого бедра уже пробивались первые зеленые ростки. Семя стреломета. Оно уже начало свою работу, пожирая тело парня изнутри.

— Не трогать! — гаркнул Филин, подлетая к нему. — Все остальные — назад на двадцать шагов, не приближаться! Щиты не опускать!

Мы рассыпались, как учили. Глаза Славы метались, он пытался дышать ровно, но губы у него уже побелели.

— Как далеко до точки выхода? — спросила Пожарская, сжимая зубы.

— Два с половиной километра. Если выход открыт, должны успеть. — мрачно отозвался Гром.

Я смотрел на одногрупника, а внутри всё сжималось. Время пошло и если хотим спасти парня, то его у нас чертовски мало.

Глава 20

Николай

Мы шли медленно. Слишком медленно.

Лазурин не мог идти сам, его поддерживал Филин. Правая нога уже почти не сгибалась, повязка давно потемнела от крови и соков, которые продолжал выделять стреломет. Семя всё ещё было внутри — росло, цеплялось за ткани, пускало корни. Славе становилось хуже с каждой минутой.

— Терпит, — буркнул Филин, когда я обернулся, на очередной его стон. — Пока терпит.

Пожарская стиснула зубы, будто тоже хотела что-то сказать — но передумала. Только чуть ускорила шаг. Щит вокруг неё мигал — нестабильно, будто пульс. У самой уже дыхание с хрипотцой, но всё равно делает вид, что в порядке.

Сапфиров шёл чуть сзади, хромая. Лисицин держался ближе к центру, с бледным лицом и свежей повязкой на боку. Кто-то едва держался на ногах. Кто-то просто молчал. Все были на пределе.

— Ещё метров восемьсот, — сказал Гром. Голос был ровный, как будто ничего не случилось. — Если повезёт — выйдем за пятнадцать минут.

Если повезёт. Вот только вся удача, похоже, осталась где-то там, далеко позади, еще на этапе с зубохвостами.

Несколько минут мы шли молча. Только шаги, приглушённые мхом, да лёгкий треск — кто-то всё-таки наступил на ветку. Но никто уже не обращал на это внимания. Здесь, в глубине Разлома, иногда было ощущение, словно звук жил отдельно. Он расползался, растягивался, цеплялся за деревья. И возвращался. Иногда — не сразу.

Ветер тихо прошелестел в кроне, и мне показалось, что деревья качнулись чуть сильнее. Или это я качнулся — от усталости, от мысли, что ещё чуть-чуть — и мы не дойдём.

Позади послышался хрип.

Я обернулся. Это был Лазурин. Он почти висел на Филине, лицо пепельное, губы чуть приоткрыты. Глаза — стеклянные. Он дышал, но как будто, был уже не здесь.

— Быстрее двигаемся, — бросил Филин. — У нас считанные минуты.

Никто не ответил. Только Гром махнул рукой — тем самым жестом, которым обычно посылают на смерть.

Мы прибавили шаг. Щиты всё