ноги горят, но всё еще принадлежат ему, значит, нет. Это не смерть.
Нае открыл глаза. Это не лекарское крыло Консонаты и не Консоната вообще. Даже свет изломов не проникает сюда. Лишь слабое свечение нитей дара даёт хоть какую надежду, что это реально. А сам он застыл в огромном кристалле похожим на сгусток ледяного воздуха. Похожим на лёд, но не таким плотным, позволяющим дышать, но лишающим воли и вытягивающим последние силы. Кто-то надёжно затворил ему голос, и лишил возможности двигаться. Всё, что осталось — ждать, пока неизвестный придёт и объяснит, что происходит. Но время медленно тянулось, а ничего не случилось. Нае лишь уловил всем телом, что над ним много людей, есть и энуары, все они возбуждены и что-то горячо обсуждают. «Это „Струны“». От осознания очередного поражения сделалось горько. Зачем он поддался дурацкому желанию выйти из-под защиты стен? И как они прошли к Консонате, минуя защиту Эхо? И будет ли Вирон искать его или решит, что такой нерадивый ученик не стоит внимания и поедет в Лиам чтобы взять ещё одного?
От таких мыслей выстуживалось не только тело, но и душа. Нае всё больше погружался в уныние. Кому нужен бездарный энуар? Ответ очевиден. Никому.
Наконец, спустя вечность где-то наверху открылся люк, пустивший в холодную тюрьму энуара немного света. Нае услышал песнь левитации. К нему спустились трое: человек, полумар и энуар. Сердце забилось часто, когда в свете неяркого светильника Нае уловил знакомые черты. Глаза подтверждали очевидное, но сердце отказывалось верить. перед ним рядом с полумаром и человеком стоял отец, Вейме Нер’Рит. Что казалось ещё более невозможным, если это действительно «Струны». Они уничтожили то, что ему дорого, неужели слухи не врут и отец сошел с ума?
— Неплохой образчик, — хмыкнул человек, разглядывая застывшего в коконе энуара, — это твой малец, Вейм?
— Найрис, — выдохнул Вейме, соглашаясь. Нае разглядывал его и не мог вспомнить, за что он должен любить и уважать этого энуара. Да, он герой, сражающийся со «Струнами», но примкнувший к ним. Или они его заставили? Они его заставили не иначе. Как можно желать смерти целому миру? Он объяснит? Скажет, что ждал момента, чтобы сбежать, и они убегут вместе, как только Нае дадут возможность говорить и двигаться. — Что они сделали с тобой…
— Обычное дело, — прогудел полумар, — им не хватает сил, но они цепляются за каждую возможность. Даже за алхимию.
— Мой мальчик, — отец подошёл ближе, не смея пересекать границу кокона. «Освободи меня!» — крикнул бы Нае, если бы у него был голос. — Ему точно не повредит?
— Мы не знаем, насколько глубоко они проникли в его голову, — заметил человек, — и чему Вирон успел его научить. Так пока безопаснее для всех.
— Верни ему голос, поговорим, — обратился он к полумару. Тот подтянул тяжёлое змеиное тело и выдохнул шипящую ноту, которая обожгла всё тело. Голос вернулся, но двигаться по-прежнему казалось невозможным. Нае тяжело откашлял произошедшее. Сухая пыль в рту забила и нос и горло.
— Здравствуй, сын, — Вейме единственный стоял в лучах пары светильников, чтобы его было видно, остальные скрывались в тени и казались сумрачными силуэтами. Единственное, что могло их выдать — вибрации тел.
— Пап, — Нае не знал, что сказать. Что рад? Учитывая обстоятельства, нет, не особо. Что удивлён? Ещё как! Все считали его погибшим, исчезнувшим, но никак не примкнувшим к общему врагу. Почему он променял свою семью на… этих?
— Ты, наверное, хочешь задать вопросы…
— Сначала пусть ответит, — прервал его человек, — на наши. Ты один энуар возле Хора?
Что сказать? Если сказать «да», его убьют, если сказать «нет» его убьют. Поэтому Нае промолчал.
— Ты жив, малец, только из-за него, — человек кивнул на отца, — Мы провернули самую рисковую операцию только чтобы сохранить твою крохотную жизнь. Поэтому не делай из себя героя. Ты не герой. Ты пленник.
— Ты один? — на этот раз спросил сам Вейме. — Скажи, это важно.
Кому это важно? «Струнам» они должны знать, смогут они захватить Хор или нет. Но что важно на самом деле? Например, чтобы Сола оставалась в садах Лиама, в безопасности, чтобы тётушка продолжала гордиться братом и племянниками, чтобы Райен выучилась на лекаря, а Келвин смог довести до ума свой резонатор. Это важно?
— Нет, — ответил Нае, — я не один.
— Он лжёт, — выдохнул полумар, — он единственный энуар в Консонате. Я проверял.
— Лгать нехорошо, — покачал головой человек. И кокон стиснул тело сильнее, забрался в горло, лишая воздуха, сжал в ледяных объятиях почти выдавливая жизнь из тела. Нае сдавленно вскрикнул, а Вейме беспомощно пожал плечами.
— Чем больше лжи, тем сильнее будет давить, — предупредил человек. — Это будет негероическая смерть, поверь. Итак, попробуем ещё раз. Ты единственный энуар возле Хора?
— Да, — нити дара застыли, превратившись в реки льда, от чего всё тело разрывало тянущей болью. Скорее бы прекратилось. Даже Вирон не делал с ним такого. Хватка чуть ослабла.
— Вирон всё ещё жив? — вопросы казались безобидными, а вот последствия от молчания не очень. — Старая ящерица.
— Да…
— Он же твой наставник? Ненавидишь его? Есть желание прикончить его?
Какая им разница, как он относится к наставнику. Можно относиться по разному, но одно бесспорно, Вирон, действительно предан Консонате. Защитил бы он ученика, если бы оказался там? Нае поискал внутри ответ на этот вопрос. Нет, ненависти не было. Неприятие, досада — да, но не ненависть.
— Нет.
— Тебе дали доступ к Хору? — нетерпеливо прошептал полумар.
— Нет.
— Наполнил эхо-лиру?
От упоминания инструмента перехватило дыхание.
— Нет…
— Значит, Поющим ещё не стал. Странно, Вирон обычно начинает натаскивать своих щенков очень рано…
— Очевидно, что мы успели вовремя, — вмешался Вайме, — они только начали…
— Очевидно… Есть хочешь? — неожиданно спросил человек, лукаво ухмыляясь. Нае даже немного опешил от вопроса. Нет, пожалуй, чувство голода отступило на второй план, сейчас его донимала жажда и выламывающая нити боль от холода во всём теле.
— Нет… Пить…
— Освободи, — махнул человек рукой, и полумар одним вдохом прекратил пытку. Сразу отступил холод, и тело стало свободным. Нае рухнул на пол, не в силах совладать с собой. Все мышци застыли от холода, а нити стали похожи на колючие канаты внутри тела.
— Совсем ещё дитя, — вынес вердикт человек, — покормите его, потом поговорим ещё.
И он, произнеся песнь левитации взлетел к люку под потолком, чтобы покинуть темницу. Полумар же склонился над пленником. А отец так и остался стоять.
— Я скучал, — невпопад произнёс он, пока полумар огромными ручищами разминал кисти и ступни Нае. — Ты не поверишь, наверное, но я скучал.