На секунду в ангаре стало совсем тихо.

— Итак. Я называю фамилии — вы выходите из строя. Сразу же и без вопросов. Поехали.

Она достала планшет и начала читать, не поднимая глаз:

— Лопухин.

— Верескова.

— Крапивин.

— Луговой.

— Пижмов.

— Ольхова.

— Мяткин.

— Бузинов.

— Полынская.

— Березкин.

— Ромашин.

— Тополева.

— Черемисов.

— Шиповник.

— Хмелев.

Мы с остальными названными сделали шаг вперед. Агатова же продолжила свою речь, полностью игнорируя оставшихся позади.

— И так. Каждый из вас имеет третий ранг. Один и вовсе отличился, пятерка. Остальные — никчемный мусор, которых и магами называть стыдно. Максимум, что им светит это быть помощником помощника захудалого, безрукого артефактора.

Она сделала пару шагов вдоль строя и снова зыркнула на тех кто остался в строю.

— Я не ректор, поэтому скажу прямо — если у вас единица, валите отсюда нахрен. Сразу. Пять тысяч штрафа — и свободны. Подавителей у вас всё равно нет, как и у двоек. Живите себе тихо, на своих грядках. Я каждый год задаюсь вопросом — на кой хрен вы вообще сюда прётесь? Что, думаете, станете великим магом?

Она рассмеялась — резко, зло.

— Если кто-то из вас и правда так думал — утритесь. За редкими исключениями, выше третьего-четвёртого вы не прыгнете. Это ваш потолок. И даже если каким-то чудом вы до него доползёте — случится это годам к пятидесяти. Не раньше.

Она выдержала паузу и заговорила снова, медленнее, почти вкрадчиво:

— Поэтому повторяю. Если вы единица и у вас ещё остались мозги — разворачивайтесь и валите нахрен от сюда. У двоек перспектива получше: если за эту неделю, что мы проведём вместе, вы освоите контроль и прорвётесь на тройку — значит, вы не совсем бесполезное дерьмо, и я в вас ошиблась.

Татьяна снова усмехнулась, на этот раз почти весело:

— Впрочем, если вы единица и упрямы как осёл — можете попробовать сделать то же самое. За неделю дойдёте до тройки — я лично извинюсь перед каждым. Но это если дойдёте.

Пауза. Тишина.

— А теперь — те, кто зассал, — валите нахрен с моей арены!

Спустя пару мгновений, к выходу потянулся тонкий ручеёк отсеявшихся. Первые шагали неуверенно, будто надеясь, что их сейчас остановят, что это просто проверка на решимость. Другие — наоборот: быстро, резко, с опущенными головами и тихими ругательствами себе под нос. За пару минут строй поредел почти на треть.

Кажется, я начал понимать, почему в прошлом году так много людей покинуло Академию.

— Остальные — подходим ближе. Садимся вокруг меня. Примите такую же позу, как я. Кто не может — хотя бы какое-нибудь жалкое подобие. — Инструктор села в центре арены в позе лотоса.

Остальные начали устраиваться вокруг неё. Кто-то искренне пытался повторить, кто-то, вроде меня, сразу плюнул и просто сел, скрестив ноги.

— Спина прямая. Глаза закрыли. Постарайтесь максимально отвлечься от всего… кроме звука собственного сердца.

Я закрыл глаза. Спину выпрямил, как и приказали. Сначала всё казалось глупым. Шумно, спина ноет, один парень слева хрипло дышит, будто в обморок вот-вот грохнется. Но потом…

— Слушайте. Только себя. — голос Татьяны стал вдруг другим. Не хлёстким, не командным. Тихим. Тёплым. Как будто теперь говорила не женщина, что минуту назад поливала нас дерьмом, а кто-то… близкий.

— Ваше сердце. Постукивает. Чуть неровно, чуть учащённо. Страх, ожидание, возбуждение — всё смешалось. Это нормально. Почувствуйте этот ритм. Это вы. Настоящие. Без прикрас.

Я сконцентрировался. Поначалу ловил каждый звук в ангаре — скрип ботинка, движение ткани, далёкий кашель. Но чем дольше сидел, тем яснее вычленял ровный, глухой дробный стук. Где-то глубоко. Упрямо. Как молоток по дереву.

— Не заглушайте себя. Слушайте. Сперва сердце. А потом — то, что за ним. — её голос лился нежно, слегка вибрируя и проникая в каждую клетку. — В каждом из вас плещется магия. Кто-то скажет — слабая. Но это не важно. Она живая. Она чувствует вас. Реагирует. Не давите её. Не приказывайте. Дышите вместе.

Я не знаю, сколько прошло времени. Минуты? Час? Но в какой-то момент мир стал будто плотнее. Тишина — звонче. Я почувствовал что-то странное. Словно тепло разлилось по груди, а потом ушло куда-то в живот, в плечи, в пальцы. Не огонь. Не жар. Что-то… пульсирующее. Родное.

— Если почувствовали это — не пугайтесь. Это начало. Мы будем делать это снова. С каждым днём глубже. Это не сила. Это основа. Без неё вы — просто оболочка с даром, как дохлая кошка с медалью на шее. — снова чуть слышная усмешка, почти ласковая.

Я впервые за всё время ощутил, что магия — не просто рваный всплеск из-под кожи. Не гнев. Не страх. Она может быть тихой. Спокойной. Как дыхание спящего зверя. Я просто сидел и наслаждался этим чувством, пока в какой-то момент меня не выдернули из этого состояния.

— Открыли глаза. — голос чуть резче, но всё ещё тёплый. — Первый раз — всегда хреново. Кто уснул — повезло. Кто понял — тем более. Кто ни черта не почувствовал — ваши проблемы. Главное — не врите себе. Иначе будете не магами, а актёрами на один спектакль. А я плохих актёров не люблю.

Я вздохнул. Спина затекла. Ноги ныли. Бросил короткий взгляд на окна и осознал, что времени прошло куда больше, чем мне казалось изначально. На арене почти не было тех, кто все еще сидел. А те не многие, кто еще не встал, казались не такими, как раньше — более… замкнутыми, сосредоточенными. У многих взгляд стал глубже, будто они тоже почувствовали этот странный внутренний отклик.

Татьяна тем временем продолжала:

— То, что вы сейчас делали, называется базовой медитацией. Я уже вижу тех, кто смог добиться первого отклика. Поздравляю — значит, вы не безнадёжны. — Её голос стал чуть мягче, но в нём всё ещё не было ни малейшего намёка на доброту. — Тот, кто чувствует магию впервые, всё равно не поймёт её до конца. Но это начало. На этом строится всё остальное.

Она встала