Эл вдруг осознал, что некоторые заходили к Тэлли уже несколько раз, повторно причиняя ей страдания и боль. Иногда её крики затихали, но после звуков ударов, что слышал Эллиан, они приводили её в чувство и она вновь продолжала рыдать и истошно кричать. Каждый раз она звала друзей на помощь, но в ответ ей была тишина и лишь новый мучитель.

К вечеру Тэлли оставили в покое, и даже бросили кусок хлеба и бурдюк с водой. Но Эллиан слышал, что она даже не шевелилась. До его слуха доносились её тихие рыдания, иногда переходящие в тихое завывание, и вновь и вновь она звала их на помощь. Голос её охрип от бесконечных криков боли, и порой она просто шептала, молясь, чтобы её спасли.

Эллиан воспользовался тишиной и громко звал девушку, чтобы она услышала и знала, что он рядом, что она не одна. Но она не слышала его, продолжая негромко рыдать и тихо звать на помощь, в одиночестве захлёбываясь от горя и боли. Эл понимал, что силы её покидают. Этот день для неё был сущим кошмаром, но он с ужасом думал над тем, как долго это может продлиться. И вспомнив слова главаря про месяц, Эла словно парализовало.

Осознавая, что помощь к ним может не прийти, он в смятении вновь искал способы освободиться. Эл уже бесконечное количество раз изучил окружавшее его пространство, но не нашёл ничего, что могло бы помочь ему вырваться из оков. И продолжал надрывно дёргаться всем телом, желая хотя бы немного расшатать оковы, чтобы выбраться. Избитое пустынниками тело нещадно болело, разодранные руки и ноги саднило, вывихнутое плечо ныло, но он не обращал на это внимания — это было ничто по сравнению с болью Тэлли.

Поздним вечером к Тэлли вновь пришёл главарь и развлекался с ней почти до полуночи. Эл слышал, как он хвалил её, когда она истошно кричала или пыталась вырваться из-под него, и называл «дорогушей». С ним Тэлли ни разу не затихала, постоянно разрываясь от криков и рыданий. И перед самым завершением, Эл слышал её задыхающиеся хрипы и понимал, что главарь душит её, чтобы кончить в теряющую сознание девушку.

На третий день всё повторилось. Самый первый подручный пришёл ещё до рассвета, пожаловавшись охранявшему хижину пустыннику, что главарь слишком долго прошлым вечером занимался девчонкой. Эл слышал, что Тэлли всё реже начала плакать, иногда почти не реагируя на тех, кто приходил. И тогда вновь слышал звуки ударов, но и они не всегда возвращали её в реальность.

Тэлли лежала на холодном полу хижины, не отрывая взгляда от потемневшего потолка, который в её измождённом сознании превратился в бескрайнее, затянутое тучами небо. Она представляла, как когда-то оно было голубым, как по нему парили птицы — такие свободные, такие далёкие от этого кошмара. Она хотела стать одной из них, чтобы улететь от боли и отчаяния, которые разрывали её на части. Но реальность снова и снова вонзала свои когти, не давая ей ни малейшего шанса на спасение. Силы окончательно покинули её, и вместе с ними угасала последняя крупица надежды. Тэлли так много раз звала своих друзей, Хейла, что их имена потеряли всякий смысл, превратившись в мёртвый шёпот на её устах. С каждым днём, с каждым неслышным зовом, который эхом разносился в её голове, она всё больше сомневалась, что они когда-либо существовали. Ведь если бы они были реальны, они бы спасли её, вырвали бы из этой тьмы.

— Они не придут, потому что их нет, — едва слышно прошептала она. Или лишь подумала, что прошептала.

Дни и ночи слились в одно мучительное, бесконечное страдание, где не было ни света, ни тепла, ни спасения. Иногда до её слуха доносился слабый голос, но она уже не верила, что это друг — друзья бы её спасли. Она осталась одна, один на один с этой бесконечной болью. «Никто меня не спасёт» — эхом проносилось в её голове. Тэлли тонула в этом беспросветном ужасе, и небо, на которое она смотрела в своём воображении, было так же пусто и холодно, как и её сердце, которое перестало надеяться и ждать спасения. И даже, когда до её сознания доходила резкая боль от удара, Тэлли перестала реагировать — крики лишь доставляли ещё большее блаженство для её мучителей. Монстры, которые раз за разом изуверски кончали в неё, никуда не девались, после первого приходил второй, после шестого — первый. Она не запоминала их лиц, все были как одно — каждый удовлетворял свою похоть, зверски развлекаясь с её телом, полностью распоряжаясь им для своего ублажения. И все говорили, как она хороша и что она всё делает правильно, пока они её обучают.

Каждое новое посещение пустынников она устремляла взгляд в одну точку, и перед её глазами вновь расстилалось голубое небо, словно из другого мира. И в его чистоте она искала утешение, забывая о времени и о том, что её жизнь когда-то была реальной. Её душа, измученная бесконечными страданиями, казалась растворённой в водовороте боли, словно тёмные волны поглотили всё светлое и живое. Беспощадная тьма, словно нарастающая буря, медленно, но верно накрывала её, стирая последние мысли надежды. И только это небо, недосягаемое и далёкое, оставалось для неё единственным призраком избавления, слабым напоминанием о покое, которого она больше не могла достичь.

— Тэлли, милая, — вдруг услышала она совсем рядом с собой негромкий голос. Но решив, что ей показалось, она никак не среагировала. Тут никто не называл её «милой»: только «дорогуша» и «шлюха». Она уже много раз слышала, что из неё получается хорошая «шлюха». И что, когда они закончат обучение, она станет первоклассной. — Посмотри на меня, пожалуйста, — молил её тихий голос.

Но