Но я проглотила свою обиду вместе с просившимися на глаза слезами. А вот злости в моём голосе поневоле прибавилось.

— Ну раз вы всё так чётко поняли, то и сообразили бы, что меня не требовалось ни от кого защищать!

— Да кому бы в голову пришло вас защищать! — внезапно вспылил Волков. — Вы, Миронова, сами кого захотите проглотите! Защищать… спасибо, мне и одного раза хватило. Научен горьким опытом. И последствиями.

Я вытаращилась на него, а внутри после всех этих долгих месяцев рушились последние барьеры, сдерживавшие всё, что успело накопиться, но осталось невысказанным:

— Так вот как вы это видите?.. Да вы же просто…

Я запнулась, синие глаза прищурились:

— Ну? Говорите.

Боялась ли я, что он меня уволит. Конечно! Смог бы этот страх удержать меня от конфронтации? К сожалению, риторический вопрос.

— Вы, значит, как и все! Считаете меня виноватой. Считаете, что я тогда на пустом месте скандал закатила, а вы меня спасли. Я-то думала, вы меня не уволили, потому что поверили в мою правоту.

— Вы влезли не в своё дело. Вот что я считаю.

Я невольно сморщилась, будто он влепил мне пощёчину. А щёки горели так, будто и правда влепил.

— Так я действительно всего лишь балласт… Терпите меня, и вовсе не потому что я специалист хороший. На работу меня взяли из жалости, держите тут — из жалости. Только потому что работает эта ваша кадровая программа, так?

Он не шелохнулся, но по тяжёлым челюстям заходили желваки:

— С каких пор, Миронова, вы собираете их чужих сплетен такие причудливые конструкции и выдаёте их за истину?

— А это разве не очевидно? — вскинулась я. — Раз уж все вокруг и даже вы считаете меня виноватой, почему до сих пор меня не вышвырнули?

Его гнев затух так же быстро, как и вспыхнул. Сейчас передо мной снова высилась ледяная, непробиваемая глыба.

— Потому что я так решил.

— А почему вы так решили?

— Вы снова лезете не в своё дело.

— Не моё? Что значит, не моё, когда оно касается меня?

Из приёмной донёсся звук входящей почты, и я едва не подпрыгнула на месте.

— Бумаги пришли. Идите работайте, Миронова, — его голосом можно было сталь резать. — И без подписей не возвращайтесь.