Доктор кивает.

– Есть такой боец, – хмыкает в усы. – А могло бы, кстати, и не быть. Еще бы минут тридцать – и точно бы не откачали. А так – да, лежит. Медсестер даже за попы хватать пытается, значит, точно на поправку пошел.

Глеб тяжело вздыхает.

– Ну, – говорит, – это-то как раз не показатель. Есть такие попы, за которыми и со смертного, так сказать, одра тянуться будешь, пока кеды окончательно в угол не составишь. А если серьезно, то как он тут у вас?

Доктор снова кивает.

– Хуже, чем хотелось бы, – морщится, – но лучше, чем могло бы быть. Первую помощь вы сами оказывали, я правильно понимаю?

– Глеб вон в основном, – вмешиваюсь в увлекательный, врать не буду, диалог. – Я больше по его команде за жгутами, бинтами и прочими аптечками по всему лагерю носился. А обрабатывал он…

– Да ладно, – кривится Ларин. – Просто кто первый встал, того и тапки. Можно подумать, сам бы по-другому бинтовал…

Доктор по-тюленьи фыркает в роскошные, на мой непредвзятый взгляд, пшеничные, с сединой, усы.

– Ну, вот пусть он тогда свечки вам обоим и ставит, – качает головой одобрительно. – Потому как сделали вы все правильно и даже чуть больше. Кстати, судя по той гадости, что вы ему совершенно правильно вкололи, иначе мог бы и отъехать, кому-то из вас доводилось бывать в очень любопытных местах…

Глебушка тоже фыркает.

Задирает рубашку, демонстрирует совершенно роскошный шрам на весь бок.

– Обоим, – улыбается. – Просто вон Валерьянычу повезло чуть больше. Он еще и контуженный, так что, если, не приведи Господи, голову кому отшибёт – дальше дурки не уедет. У него даже и справка есть. А я вот этой вот фигней обошелся. Но так-то вы правы, опыт, какой-никакой, имеется…

Доктор отрывисто кивает.

Встает.

Потягивается, разминая затекшую спину.

Протягивает руку:

– Прохор Федорович меня зовут. Баграм. Восемьдесят четвертый – восемьдесят шестой. Там и врачом, кстати, стать решил. Лучше уж людей оттуда вытаскивать, чем туда отправлять. Хотя тут уж как получится, конечно.

– Валерьян, – осторожно жму эти биологические тиски. – Можно Валера. Даже нужно. Газни, восемьдесят третий – восемьдесят пятый. Сто семьдесят седьмой ОО СпН…

– Ну, – смеется Глебушка, – а я помоложе буду. Зовут Глебом. Восемьдесят шесть – восемьдесят восемь. Кандагар.

Прохор Федорович вздыхает.

Лезет в шкаф, достает оттуда три рюмки.

С сомнением смотрит на вискарь.

Сплевывает.

Снова залезает поглубже.

– Нет, – говорит. – Это я, с вашего разрешения, на потом прижму. С супругой в выходной посидеть. Сейчас лучше спиртяшки. Где ж она, мать ее… А!

Вытаскивает из шкафа какую-то страшную медицинскую емкость с прозрачной жидкостью, блюдце с порезанным аккуратными лепестками кислым даже на вид зеленым яблоком.

Да, думаю, Прохор Федорович…

…Любишь ты это самое, похоже.

Хотя…

Ладно.

Не мои собачьи дела…

…Хлопнули, короче.

Как водится – сначала за знакомство.

– Все в порядке будет с вашим товарищем, – выдыхает, закусывая кислым яблочным лепестком. – Повезло парню. Очень уж организм хороший. Сильный, от природы много дано, плюс, похоже, мужчинка и сам по себе молодец. Следил за собой, не расслаблялся особо. Да и миша у него как-то уж очень удачно этот кусок мяса выдрал: ни сухожилия, ни основные артерии вообще никоим образом не повреждены. Так что ни страшный Господень суд, ни банальная людская инвалидность ему пока что ни с какой стороны не грозят. Пусть радуется. Но с медведем в рукопашную сходиться все равно больше как бы не рекомендую. В следующий раз так может и не повезти…

Я вздыхаю.

Достаю сигареты.

Доктор Прохор Федорович машет в сторону окна, там и пепельница, гляжу, для этого дела на подоконнике приспособлена.

Не бережет себя доктор, думаю.

Хотя ему, безусловно, – видней.

Специалист…

– Ну, и слава Богу, – соглашаюсь. – Но есть один чисто практический вопрос. Живет-то этот счастливый организм, хоть и с дурной головой, все-таки, как ни крути, – в Москве…

Он отрицательно качает головой.

Морщится.

Кивает каким-то своим мыслям тяжелой, седой головой.

С силой опирается крепкими крестьянскими руками о видавший многие виды, еще, судя по всему, советский по происхождению деревянный письменный стол.

– Нет, – говорит, – мужики. Даже и не думайте. И не надейтесь. Не выпишу ни за что. У меня года четыре назад тоже случай похожий был, хоть и не такой тяжелый, как у вашего. Выписал мужика под его ответственность. А он возьми да помри: сепсис, общее заражение. Зверь, он, знаете ли, когти себе не чистит, там какой только заразы нет. Да и слабый он пока что еще. Так что – дня, как минимум, четыре. А лучше пять. Тогда, думаю, можно будет везти. А пока не выпишу: ни «под ответственность», ни еще как. Я врач все-таки. А не ветеринар. Поэтому давайте не обсуждать…

Молчим.

Я курю у окна.

Где-то там, за шелестящими на ветру чахловатыми северными березками, за селом, за домами сверкает под каким-то особенно ярким сегодня солнцем студеное и не сильно глубокое в этих местах Белое море.

Острова.

Соленый морской ветер.

Треска.

Белый санечкин катер…

…Я отворачиваюсь от окна и замечаю, что Глеб с доктором Прохором уже разлили по второй рюмке спирта и как-то по-особенному меня, до этого в спину, а сейчас, так сказать, с фасаду рассматривают.

Особенно Глеб.

– Скажи, – наклоняет голову набок, – мне это только показалось, или ты тоже так думаешь?!

Я подхожу к столу, беру в руки рюмку.

Небрежно ею салютую.

Опрокидываю, не чокаясь.

Подмигиваю Глебушке.

Выдыхаю, закусываю тоненьким кислым яблочным лепестком.

– Ага…

Глава 70

…К Славке зашли, уже обо всем практически договорившись.

И все решив.

Я все равно, кстати, у Глебыча «выторговал» пять минут на то, чтобы покурить.

Ну, и чтобы времени даром не терять, обменявшись с Глебушкой парой фраз, достал непривычно работающий в Умбе мобильный телефон и набрал Санечке.

Обрисовал ему сложившуюся ситуацию.

– Ближайшие три-четыре дня ничего не планируй, – говорю. – Будем с тобой в море ходить, за треской. Славку через пять дней обещают выписать в состоянии, годном для перевозки. Ну. И что, теперь его жену за ним туда-обратно гонять?! Или нам самим за ним в Умбу возвращаться?! Дождемся уж как-нибудь. Сейчас зайдем к нему, обрадуем человека. Доктор разрешил. Я, вон, курю, а Глеб ломанулся в палатку, что перед больничкой, хотя бы апельсинов купить. Понимаю, что твоя жена все нужное и так носит, но с пустыми