– Меня зовут Таня, а тебя Игорь. – Девушка, пылая лицом от смелости, протянула парню руку. – Будем знакомы и очень приятно!

Игорь перебросил костыль в левую руку, протянул правую для пожатия, сказал:

– Да, я Игорь, знаю о тебе больше, чем ты обо мне. И очень приятно слышать твой голос.

– Надеюсь узнать от тебя твою жизненную историю.

– Лучше не надо, она ужасная, – страшно смутился Игорь.

– Го, нечего кринжевать[3], – дерзко сказала Надя, – выкладывай как на духу!

– Надя, прекрати!

– Разве ты не понимаешь: у парня стопроцентная крикота[4], – не унималась Надя.

Игорь, словно глухой, не обращал внимания на Надю, видел и слышал только Таню.

– Хорошо, Таня, я расскажу, но в другой раз. Сейчас лучше о хорошем: я только что отвез в институт документы и стал абитуриентом, и вот прогуливаюсь по любимому скверу.

– О, то же самое сделали мы с Надей! Какой институт выбрал?

– Архитектуру, а ты? – Он игнорировал Надю.

– Я – медицинский университет. Пойду по стопам мамы.

– Я тоже по стопам, только отца. Вот моя визитка, вечером свободен, звони. У меня неотложный визит к одному человеку.

Игорь ушёл, а Таня расцеловала Надю.

– За что? – удивилась та.

– За камень, упавший с души.

– Понятно, он твой краш?[5] – уязвленная невниманием парня к себе, добавила: – С костылем.

– Если ты ничего о нём не знаешь, так молчи! – Таня сжимала в руке визитку как драгоценный подарок, и, негодуя на подругу, порывисто побежала домой.

Весь оставшийся день открытая и благородная натура девушки ощущала гордую радость, ей казалось, что и все вокруг неё, во всём доме, а то и в городе, тоже рады своим делам и успехам, особенно те, кто любит. Она видела, что с трудом дождётся вечера, чтобы позвонить Игорю, и, коротая время, сначала звякнула маме, рассказав о сдаче документов, потом бабушке, длинно и восторженно, на полчаса, от чего баба утомилась, раз десять поздравив внучку с новыми хлопотами, что не помешало спросить:

– А только ли от этого события ты так взволнованна? Тебе кто-то прислал поцелуй?

– Нет, баба, не поцелуй, но… – Таня удержала себя, едва не выпалив «подарил визитку», – но разве нельзя после такого шага чувствовать себя вполне взрослой и счастливой?

– Очень даже, я себя такой почувствовала, когда твой дед сделал мне предложение.

Таня захлопала в ладоши:

– Баба, ты проницательное чудо! Я тебя за это целую и люблю!

– Спасибо, Танечка, еду к вам завтра с малосольными огурчиками, какие ты любишь. Жди!

Ждать да догонять, смотря что и кого, не всегда потеря времени. Ожидание в радости – всегда полёт души. Полёты уносили из детства в отрочество, из отрочества в юность, из юности во взрослую жизнь, полную, она не сомневалась, любви, к будущему счастью, к успехам в учебе и труде. Коли час ожидания обозначен – и того проще. И тут Таня ойкнула: в какой же час вечера можно звонить по его предложению? Она глянула на часы: стрелки, как часовой, вытянулись вертикально. Восемнадцать ноль-ноль.

«Подожду минут тридцать и позвоню».

Вот тут секунды тянулись убийственно медленно. Она несколько раз порывалась позвонить раньше, с первого раза, как разведчик, запомнив номер сотового.

Игорь откликнулся сразу же, сказав, как давно и хорошо знакомой:

– Я в беседке сквера, приходи!

И тут мама в дверях.

– Ты куда?

– Ой, мамочка, тороплюсь! – Таня шмыгнула за спину, хлопнула дверью, сбежала с четвертого этажа, словно в обмороке, полетела к беседке, возле которой прохаживался Игорь, с нетерпением, она заметила, поглядывая в сторону дома, а в руках – букет красных роз, словно созданных из крови Адониса. Сердце учащенно забилось, какой-то прохожий с любопытством уставился на молодую парочку…

Через несколько минут на просьбу Тани рассказать о себе и трагедии Игорь скупо рассказывал: «Я с отделением дрался в Луганской народной республике. Как известно, сил на „передке“ тогда не хватало. Осенью нас крепко потеснили, о чём пресса умалчивала. Со мной случилась беда, раненный в обе ноги, едва не попал в плен, но вынесли ребята. Дальше госпиталь, злые дни операций с частичной ампутацией, как казённо выражаются медики, нижних конечностей. И вот я здесь, дома, в любимой беседке. Мамины бесконечные слёзы достали».

– Еще бы, её понять не трудно.

– Понимаешь, Таня, война – не теплый пляж с жёлтым горячим песочком. Там бьют бомбами и снарядами и часто попадают в людей и технику. Частично помогает уцелеть выучка десантника, но не всегда. Там она меня защитила не полностью, здесь спасли от отчаяния обнаружившаяся способность, как у отца, резьба по дереву, и надеюсь, учеба на архитектурном факультете.

Они сидели в беседке, было и без того душно, а от его слов девушку бросало в жар и в дрожь. Таня слушала потерянно, но в душе накипала клятва, она не могла сейчас её сформулировать, не зная его подлинных чувств, зная свои, искренние и глубокие. Лиха беда – начало. Суть клятвы ясна – в её любви к Игорю.

– Я боялся посмотреть в твои глаза и увидеть в них холодное разочарование. К счастью, казнь не случилась. Я думаю верно? Они, – Игорь поднял до колен широкие брюки, и Таня увидела на правой ноге в ботинке протез до колен, на левой только по щиколотку, – помехой ни в учебе, ни в работе не станут!

– Да-да, Игорь, я верю тебе и себе. Ничего не боюсь, и ты тоже ничего не бойся!

Они засиделись допоздна и узнали друг о друге всё про всё. Она первая опомнилась, положила свою горячую руку на его руку. Потом они встали и так шли рука об руку в сгущающихся сумерках до её подъезда. Следующие встречи назначал Игорь в это же время, на этом же месте. Таня из предосторожности всякий раз шла на свидание через западную оконечность сквера. Почему? Она же никого и ничего не боится, а невыразимое чувство к Игорю заполняло всё её существо, и ей не было тяжело от этого сладостного погружения в неизведанное, а напротив, легко и просторно в мыслях, в движениях, поскольку душевные силы нарастали с каждым шагом, с каждой секундой желанной встречи с любимым. Теперь она смело может произносить это слово без фальши, не стесняясь никого, зная, что из него вытекает счастье. Правда, афишировать не стоит, поскольку «злые языки страшнее пистолета». Она чувствует, что счастье опахнуло её обоими крылами и несёт на небо к божеству, которое управляет любовью женщины к мужчине и наоборот, хотя она избирательная. Избирательно изысканная и