– Можно, конечно, поработать… – сдержанно улыбнулся Подберёзов. – Весной начать, а осенью подвести итоги.

– Ну и чудак же ты! Да за два-три месяца никто толком и не узнает о конкурсе. Но если запустить его сейчас, то к следующей зиме сполна успеем насладиться вниманием и любовью соискателей.

– Все они хороши, особенно лауреаты. Когда объявят итоги, на другой день забывают о конкурсе и его координаторе, а уж жюри им и вовсе ни к чему. Знаем, проходили. Иной лауреат, отхватив деньгу, даже ждёт угощения, как один мордоворот из нашей области, а заезжий сибиряк стаканом чая отделался. И дело не в выпивке или богатом застолье, нет. Мужики же мы! Разве плохо отметить премию и выпить совместно по рюмашке-другой, поговорить – это только сближает, раскрывает душу, ведь общее дело делаем. Ничего иного от них и не нужно, но доброе слово разве трудно сказать?! А то, бывает, иной все телефоны оборвёт, а как добьётся своего, то и сделает ручкой. Были и такие случаи, когда предлагали: мол, премию оставь себе, а мне звание и почёт. Но самые злобные – это те, кто до объявления результатов безмерно лебезят, в надежде привлечь к себе внимание, а как премия мелькнула мимо, то становятся врагами: иногда явными, иногда скрытыми.

Рассказывал это Подберёзов, желая по-настоящему предостеречь, что из-за огромных призовых начнётся горячая война, потому что многие люди – дрянь, из-за денег готовы из кожи лезть, но, упомянув об этом и сообразив, что хозяин не поддерживает его суждений, более не заводил подобных разговоров, понимая, что Герман не в том сейчас настроении, чтобы вызывать у него сомнения, когда, говоря о конкурсе, он отчаянно жестикулировал и закатывал горящие синевой глаза. Да и не его это дело, если появились такие деньжищи, тем более что обещал и его самого не обидеть. Как говорится, хозяин – барин.

– Это всё мелочовка, – посмурнел Чернопут, словно прочитал мысли Валентина. – У нас иной уровень и мы будем далеки от дрязг. Так что в ближайшее время начнём действовать. – Он о чём-то задумался и, будто вспомнив важное, хлопнул в ладоши: – Вот что… А не стать ли и тебе меценатом?! А я буду везде вещать, что, мол, простой редактор городской газеты пример подал – внёс в благотворительный фонд из собственных сбережений, например, полмиллиона.

– Да откуда такие деньжищи-то?!

– Кредит возьми. Потом все деньги сторицей вернёшь. Обещаю!

– Всё равно это невозможно! Такой хомут на шею вешать, проценты платить… У меня в заначке есть сотенка тысяч, вот её могу спонсировать, а более ни-ни – жена из дома выгонит, – испуганно отказался Подберёзов и сильно покраснел от волнения. – К тому же я надеялся хоть на какую-то премию!

– Ну, о премии рано заговорил. К тому же ты координатор.

– Координатор – не член жюри, и приличия будут соблюдены. Вот получу премию, тогда на следующий год могу и в жюри поучаствовать.

– Как у тебя всё просчитано. Ладно, не переживай. Для почина хватит и твоей сотки, дело верное.

Поговорив и всё обсудив, они прошли в крытый бассейн, освежились в душе, поплавали, а потом сели за накрытый стол. Выпили коньячку и перекусили, в разговоре уточнили детали предстоящего конкурса. Когда же Валентин обсох и остыл, Герман вызвал для него машину и попросил водителя отвезти гостя туда, куда он укажет.

4

На другой день Чернопуту позвонил Семибратов. Слышать этого толстяка и обжору Герман не хотел, но любопытство оказалось сильнее, и моментально созрел план разговора с недавним недоброжелателем.

– Герман Михайлович, рад, очень рад приветствовать вас и поздравить с прекрасным начинанием! Каюсь, я был не прав, когда уж слишком резко отзывался в ваш адрес… Все нервы расшатал, чтобы удержать в узде организацию. Некоторые прежние расхождения во взглядах мной устранены, и нам ничего не мешает вновь быть любезными друг другу, как в недавние времена… – вкрадчиво говорил Семибратов.

– А я ничего и не помню такого. Как говорится, кто старое…

– Вот именно, вот именно. Поэтому очень хотелось бы поучаствовать в конкурсе. Ведь важно участие, а не победа, я так понимаю?

– Да и победа не помешает, тем более подкреплённая кругленькой суммой. Правда, сам конкурсом не занимаюсь, а ведёт его известный тебе Подберёзов. Посылай ему на электронную почту, указанную в объявлениях, а я, так уж и быть, если ты не злопамятный и с понятием, замолвлю за тебя словечко.

– Спасибо, дорогой человек! Я всегда знал, что ты настоящий. Злопамятные – это слабаки. А ты – сила, воин!

– Ну, перестань. Не об этом сейчас речь. Надо думать, как прославить наших писателей, чтобы о них знала вся страна, весь мир!

– У нас уже есть такой – лучший поэт Азии!

– Ага, лучший поэт Азии и пустынных окрестностей… Это мы знаем, так что не будем об этом, мы не из тех, кто любит бросаться высокими словами. Свяжись с Подберёзовым. Он всем пример подал: уже внёс деньги в фонд, но и ты не теряйся!

– И сколько же нужно внести?

– Пол-лимона внесёшь – и будешь на коне!

– Не, такой подход не годится. Никакая мне тогда премия не нужна!

– Смотри сам, неволить не могу…

– Ладно, ты меня тоже извини… – и положил трубку.

Не успел Герман подумать: «Вот скупердяй», как раздался звонок от Семибратова, и он негромко, и через силу промолвил:

– Ладно, согласен… Пару сотен как-нибудь завезу.

– Вот это другой разговор! – не показывая радости, по-деловому похвалил Герман Михайлович.

Разговор с Семибратовым рано или поздно должен был состояться. В этом Чернопут не сомневался, зная его, всегда держащего нос по ветру, не упускавшего малейшей возможности поживиться. Это и хорошо, что позвонил и тем самым, настроил на иронично-шутливый лад.

Весёлые и каверзные мысли заполнили душу Германа, когда он возвращался в Жаворонки, где в этот пятничный день должна собраться семья по случаю его юбилея. Это не шутка – 50 лет!

Официальный юбилей будет завтра, и будет его отмечать Герман с женой в кругу деловых людей, а пока они поужинают всей семьёй, а перед ужином Герман поиграет с пятилетней внучкой Виолой, побегает «лошадкой», катая её на спине, попрыгает вокруг пальмы зайчиком, и все будут улыбаться им и хлопать в ладоши: и жена Маргарита, и дочка Ксения, да и зять, выпив водочки, перестанет хмуриться и разговорится, а то в последнее время он изменился: прежде обычным мужиком был, а