– Каток по ним прошёлся, мама дорогая. «Города целыми не отдавать». Вот это приказ, бля. Помнишь же, «Азот» взяли когда? Как вмандячили по ёмкостям…

Я помнил.

Шлёпая тапками, прошла к стойке девчонка-официант. Он бросил взгляд на неё, потом на меня.

– Оранжевые облака. А отошли за реку, и давай с Лисика город складывать…

Я снова стал рассматривать надпись на сигаретной пачке. «Инсульт. Подробнее о последствиях, тел. 88002000200». Может, позвонить?

Из детства не помню точно, где была гора – со стороны Новодружеска или со стороны Волчеяровки. Но суть в том, что ещё недавно я её видел. Серая шишка под облаками на горизонте – Лисичанск тогда в полуокружение взяли, я с юга был, после Попасной заходили на Камышеваху. Оттуда уже было видно мою гору. От Камышевахи, кстати, не осталось ни хера, кроме названия. Жёсткая битва была. На обломке последней уцелевшей стены размашисто написано: «Любви нет». Вроде сначала и не придал значения, мельком как-то, а потом царапнуло глубоко. Из головы теперь не вылазит.

– Это ещё что, – продолжил он. – Вон здесь, в «Орхидее», пыточную обнаружили. Это как, блядь? У меня подгорает аж. Как развидеть? Кажись, сам буду завтра ходить: «Ой, пропало, пропало что-то, не видели?» Сердечко или там вайра какая-то, без которой не жизнь. Или, наоборот, успокоюсь. Буду воспринимать ровно – ну пыточная, с кем не бывает. Кажется, уже выгорело всё. Усталость какая-то. Ты вот скажи, это нормально?

Что тут ответишь? Помолчали.

– А ваще, смотри – если избегаю смотреть на такое или даже попрошаек сторонюсь, может, ещё не конченый, неравнодушен, поэтому и сторонюсь? – Он поднял взгляд на меня, повесив паузу.

Скорее всего. Просто стараемся избегать участия.

Помню, как на свою гору смотрел, пока приближались. Сначала в оптику, потом и невооружённым взглядом. Иногда облачность так складывалась, что размывало всё, будто и нет никаких терриконов, просто дымка. Но обычно чётко – серая громада.

– Или уже скворечник поехал, вот меня и колотит?

Компания в углу решила продолжить выпивку. Один из военных настаивал на шампанском, женщина хотела что-то иное. В конце концов уступила. Разговаривает нарочито громко. Даже искусственно. И уже чуть пьяно. Значит, не хочет переводить разговор в личный, старается сохранить дистанцию, оставить разговор открытым, общим.

– С другой стороны, если взял нервы в узду, взираю на всё спокойно, это, что ли, будет нормально? Мне кажется, ещё хрен знает.

Звякнул стакан, вскрикнула женщина, мы оба посмотрели туда. Ничего особенного, плеснули до края, пена забугрилась по кромке стола. Женщина явно старается, чуть переигрывает. Мужиков так быстро шампанское не берёт. Я представил себя на месте той женщины. Квартира, допустим, уцелела, правда, пока без электричества, воды и отопления. Получила единоразовую выплату. Ищет работу, пока что подала заявление в собес на поддержку. Ребёнок, слава Богу, уже подрос, наверное, отправила на Большую землю по соцпутёвке. Вот военные. Может, зацепиться за кого-то? Понятно, им только одно. Но что предложат? Нежность здесь в дефиците, им тоже придётся постараться.

– Ну чё молчишь? – переглянулись.

Мне хотелось ответить, но мысли занимала гора. Может, и вправду пропала? Конечно, детские воспоминания путаются. Но ведь чётко помню, была. Что я видел на горизонте, пока приближались?

Женщина за столиком в углу засмеялась, я глянул в ту сторону. Воздаёт восторг всем нехитрым шуткам служивого. Тяжело, наверное, – в душе ей не до шуток. Ещё раз прочёл надпись на сигаретной пачке. Ничего нового. Содержит системные яды, канцерогенные и мутагенные вещества.

Он снова:

– Ну ты мне скажи. Вот с этой стороны города пыточная. С другой стороны – расстрельная. Заезжал же в Сиротино на АЗС? Ну да, где «Правый сектор» написано. ТВ туда теперь через день, им только дай. А потом небось сидят – как такое покажешь? Связанные, без конечностей, разлагаются…

Думаю, мужик за столиком в углу щедрит и подкатывает тоже не просто так. Она, может, полагает, что только по похоти, приткнуть и разбежаться. Но пристроить писюн по нужде всегда можно. Это юным, у которых гормон крышу рвёт. Взрослым надо другое.

– …слышь, как звучит само… – продолжил голос рядом, – без конечностей, без конечности, бес конечности, бес конечности, нести кости, нести кости, бесконечно, бес конечно, бес конечно, бесконечно кончены. Во, бля. Это уже клиника, не?

Тому вояке нужен не перепихон. Просто человек мертвеет без заботы. Человеку нужно быть нужным. На войне тем более. Невозможно без конца отправлять снаряды в сторону людей, не получая подтверждения – для чего это. Ради кого. Так можно с ума сойти или атрофироваться до робота. Хочется приближать конец войны ради кого-то. Быть нужным. Позаботиться, насколько возможно, о ней и, конечно, о её ребёнке. Потому что всему нужен смысл. Лишь он оправдывает существование.

– Может, распинаюсь тут не за то, что чокнутых много, а боюсь сам присоединиться?

Как гора пропала, места себе не нахожу. Будто в мире разомкнулось что-то. Баланс нарушен. Будущего нет. Спроси у любого сейчас – есть будущее? Отмахнётся. Утеряно. Даже не туман, а просто нету. Ни у кого. Прожили сегодня – и слава Богу. Может, и была гора, просто артой или ФАБами раскидали. Вот в сторону Белогоровки тонны чугуна летели и летят, уже ландшафт поменялся. Что, если она стояла, просто не знали, что её трогать нельзя?

– Вот, кстати, Сиротино тоже. Такое себе. Однажды притормаживаю, хотел спросить, как в сторону аэродрома. Ещё стекло не успел опустить, девушка молодая как бросилась бежать и лицо прикрывает. Это что это вообще? Что она там пережила?

А ведь думал, доберусь до тебя скоро, взойду и встану наверху. Ничего специально думать не буду, пусть само мечтается. А приблизились – нету её. Не могу понять. Несколько терриконов стоят, но они невысокие и лысые совсем. Спрашивал у местных – была тут гора? Они говорят, путаю что-то. Но всё-таки уточняют – где именно исчезла? Значит, где-то исчезла? Может, просто скрывают?

– И реально, понимаешь, я уже спокойно на всё это гляжу – ну так, значит, так. Это щас выпил малех, разболтало. Конечно, переживаю, думаю над всем этим. Но чувствую, лишился чего-то, что было во мне. Как будто выскребли. Аборт, блядь. Чего-то лишился. Уверенности, что ли. Не знаю.

Похожие чувства. Тоже будто что-то вынули. Ведь помню, был, стоял, помню, как дышалось наверху. Видел и недавно – вот-вот, уже скоро. Как ни крути, должно быть в мире место, чтоб просто мечтать. Где-то должно быть. Иначе как жить? А теперь – бац, и нет. Что-то тут не так. Какой-то обман.

– И этот, с сердечком… Да просто чуть в неадеквате. Шок у него. Тут крыша у кого хошь поедет. Ведь ясно, чердак съезжает, чтоб уйти от действительности. Самозащита такая. Глаза-то видели. Вот и чудные теперь.

Позавчера ненаглядной своей звонил, связь здесь редко, отчитаться, что всё нормально. Напирать стала. Требует сказать, когда вернусь. Вроде сроки есть, но откуда знать? А она – нет, скажи и всё! Говорю ей, что не всё так просто. А она – нет, я извелась вся, хочу знать точно! И ещё: «Ну соври хоть! Что у тебя – сердца нет? Даже пообещать не можешь!»

– Ты скажи, может, и вправду пропало?

Задумавшись, не сразу заметил, как подошла женщина от соседнего столика и тихо опустилась на стул. Смотрит прямо в глаза, будто должен что-то сказать ей. Здрасте. Помолчала, коснулась пальцами моей кисти и, не отнимая руки:

– Всё сидишь здесь, молчишь. Всё нормально?

Нужно ли что-то отвечать? У меня-то в целом нормально. Вот переживаю за всякое, даже и за неё немножко.

– Общаемся, – говорю. – Я вообще-то не один.

– Да? С кем? – Она повернула голову