Когда угоняли, золотистый дончак расслышал среди голосов, долетающих из конюшни, печальный голос своей старой матери и ответил долгим, дрожащим от нахлынувшей тоски ржанием. На время они простились или навсегда, кто знает…

Потом боевое крещение. И началось! Кавалерийская часть, где Вектор с тремя другими лошадьми ходил в пулеметной тачанке, откатывалась и откатывалась, теснимая танками врага. Лязг железа преследовал неотступно — казалось, даже когда все вокруг замолкало и тогда он еще стоял в ушах. Снаряды с душераздирающим свистом летели вдогонку и рвались, вскидывая комья земли. Снизу огонь, сверху пулеметная трескотня и рев мотора — все норовит прибить, пронзить, живьем вогнать тебя в землю, испепелить, тут уже и не знаешь, чего в первую очередь бояться и как спасать свою жизнь.

Мчались по голой, выжженной солнцем равнине, и вдруг на горизонте стала вырастать синяя стена, дорога оборвалась, и сквозь непрекращающийся грохот до слуха долетел мерный плеск из-под откоса. Вода! Никогда в жизни Вектор не видел так много воды. Слева и справа не было ей ни конца ни края, и лишь впереди сквозь сизую дымку золотилась в лучах вечернего солнца полоска земли. И по всему пространству в столбах поднимаемой взрывами воды плыли туда катера, тральщики, мотоботы, рыбацкие лодки. От причала отходили все новые суда, заполненные людьми.

Пулеметчики сняли с тачанки «максим» и уползли на высотку, а ездовой, сноровистый парень, овсяноволосый, с васильковыми глазами, обрезав постромки, высвободил коней из упряжки. Пить хотелось нестерпимо — с утра во рту ни росинки. Дончак сбежал к табунящимся на берегу лошадям, протиснулся к плесу и с жадностью припал к воде. Сразу все и в пасти и внутри связало противной горечью. Если б мог, выплюнул бы эту мерзость: выпитая вода, один-единственный глоток, отягощала желудок, словно ненароком камень проглотил.

А грохот все усиливался, и в нем все резче обозначался лязг ползущего металла. Черные железные птицы вились над головой. На берегу выкрики, шум, толчея. И была среди команд одна страшная: ни один конь не должен остаться врагу живым. Вектор видел всхрапывающих и падающих под близкими выстрелами лошадей и еще ничего не успел понять, как к нему с криком бросился ездовой, хозяин его тачанки, и, уцепившись за чересседельник, погнал к переправе. На ходу он сбросил с себя ватник, сапоги, ремень и фуражку. Многие еще кавалеристы наотрез отказались губить своих коней и пустились с ними вплавь.

Боязно было войти в воду, пугала волна, шумно набегавшая на сыпучую гальку. Вектор долго топтался, взлягивал и взвивался свечкой, но за мотоботом, подведенным к берегу кормой, пошел смело — хоть и не конь был впереди, но пример показан, кроме того, мотобот, как некий островок, внушал в случае опасности надежду на спасение. И загребая изо всех сил ногами, конь старался от него не отставать. Однако разрыв все более увеличивался, и Вектор на какой-то момент замешкался в растерянности, но тут же почувствовал властную руку, не выпускающую повод. Плывущий рядом человек не был в тягость — не мешал плыть свободно, а лишь давал нужное направление. И чувствуя в нем помощника и друга, дончак проникался все большим доверием к нему. Страшно было, когда поблизости, оглушительно ухнув, вскидывался водяной столб — иной раз вместе с людьми, с обломками лодок, с безумно взвизгнувшей лошадью, но добрая рука друга при каждом взрыве успокоительно похлопывала по холке. На мелях они останавливались и, отдохнув, плыли дальше. В сгущающихся сумерках пристроились за весельной лодкой и не отставали от нее до самого берега. Выйдя из воды, оба рухнули без сил у плеса и потом, одолев кое-как пригорок, всю ночь отлеживались в зарослях бурьяна. Сквозь дрему Вектор слышал ровное дыхание человека и при всяком движении приподнимал голову из боязни, что тот может уйти, время от времени трогал его губами и окликал сдержанным ржанием. И когда поутру человек поднялся, немедленно вскочил и дончак, не желая ни на миг разлучаться с хозяином, пошел за ним, как верная собака.

Война осталась на дальнем берегу. Долгое время так и казалось Вектору, пока ходил в бричке, перевозя раненых, фураж и боеприпасы. Но вот она переметнулась и на этот берег. Вновь идущие по пятам железные чудища, грохочущее небо над головой, изрытая бомбами земля и огонь под ногами. Казачьи эскадроны в пешем строю прикрывали отход.

Пыль вокруг — не продохнешь. Жара невыносимая, жажда и голод — невмоготу. И лошади исступленно били копытами по передкам телег, рвали упряжь, бросались через кюветы, выкатив свирепые, налитые кровью глаза. Люди, все более мрачнея, изливали свою досаду в криках, в самой страшной брани. Коней ли ругали, еще ли кого — не понять было Вектору. А однажды на привале он явственно расслышал, как кто-то с теплотой и сожалением в голосе произнес его прежнее имя, каким наделил его Старшой. Сразу же бросил есть и напряг слух, ожидая, не окликнут ли снова. Даже оглянулся, не идет ли кто к нему. Но нет, людям вокруг было не до него. Значит, просто почудилось. Лишь Хозяин, заметив беспокойство коня, подошел с охапкой зеленых веток, погладил по холке.

— Ничего, ничего, дружище, как-нибудь!..

Отходили по горным дорогам, по ущельям. Кругом камни да лесные дебри — ни травинки под ногой не сыщешь. И если б не Хозяин и его сестренка Наташа, такая же, как он, овсяноволосая и синеглазая, нежданно оказавшаяся в одном полку, наверняка не выдержал бы Вектор, откинул копыта. Выпаривали ему листву орешника, делились всем, что сами ели: случайным сухарем, вареным кукурузным початком, дикими яблоками и грушами — и, прежде чем напиться самим, несли воду коню. При бомбежках выпрягали и уводили в укромное место. Случалось, конь бежал от страха куда глаза глядят, и всякий раз Хозяин его искал и он искал Хозяина. Так привыкли друг к другу: столько времени вместе — и днем, и ночью, и в ясную пору, и в непогоду.

После одного из воздушных налетов Вектор долго бегал по разбомбленному лагерю и кричал, кричал изо всех сил, но хозяйского голоса так и не услышал. Кого ни увидит в бешмете и кубанке, светловолосого, забормочет в радости губами: он! Подойдет и шарахнется от незнакомого запаха. Нашел он Хозяина лежащим в чужой телеге. Почувствовав