— Оттуда снайпер работает по этому месту.

— Ясность полная, — ответил я и понял, что госпиталь меня расслабил.

Петляя и маскируясь вблизи заборов, поглядывая в небо, по сторонам и под ноги, мы преодолели еще несколько кварталов и оказались у импровизированного штаба Артема.

Он находился в небольшом одноэтажном доме, который располагался на т-образном перекрестке двух дорог. Дом состоял из двух комнат. В одной комнате было две односпальные кровати, а в другой устроили кухню. За домом предсказуемо находился большой огород и хозяйственные постройки с высокой голубятней, в которой ворковали птицы. Я как завороженный остановился перед ней и не понимал, как это может быть. Настолько эта мирная картина не увязывалась в моей голове с канонадой и автоматными очередями, которые раздавались совсем близко отсюда. Голубей было много. Они сидели внутри голубятни и на ней. Всякий раз, когда разрывалось что-то тяжелое, они на несколько секунд взлетали в воздух, чтобы тут же присесть обратно.

В доме располагалось пять бойцов. Один стоял на фишке, а остальные сидели в подвале. Трое из них были на полном расслабоне. Двое спали, а один, пятидесятитрехлетний мужик, жарил картошку на плитке, запитанной от газового баллона с надписью «Огнеопасно». Я не хотел сразу нарушать субординацию и поэтому решил пока сильно не вмешиваться, хотя эта ситуация напрягала меня все больше и больше.

— Ребята, а не рано вы тут расслабились? — закинул я первую мину в их окоп.

— Так, а что? Тут же тыловая позиция. Мы же группа прикрытия. Бои дальше идут, — невозмутимо ответил мне любитель картошечки.

— Бой в трехстах метрах на север судя по моему планшету. Это город. В любой момент противник может прорваться.

Да мало ли что тут может быть?

В шестистах метрах на запад от этого дома стояло общежитие, которое стало сильной опорной точкой сопротивления украинцев. Это общежитие ВСУшники использовали как точку подвоза боеприпасов и ротации личного состава. Держались они за нее и близлежащие кварталы неистово. Рядом с ней, по словам Володи, третий день шел непрерывный бой. И чем ближе наши группы подбирались к этой общаге, тем упорнее сопротивлялись украинцы.

— Да у нас же фишкарь всегда стоит, — не понимая, что я от него хочу, ответил он.

— Ясно. А баллон тут с газом зачем?

— Так я тебе и ребятам готовлю.

— А прикинь сюда мина прилетит? И что будет с нами? Вынеси его отсюда нахер.

Этот повар начинал бесить меня все сильнее.

— Мы не столько от мины пострадаем, сколько от баллона.

Понаблюдав и пообщавшись с личным составом два часа, я понял, что Артем развел панибратство, и дисциплиной здесь не пахнет. Я прилег и попытался уснуть, но не смог. Мысли об опасности, то ли о распиздяйстве не давали мне даже на миллиметр приблизиться к царству Морфея. Проворочавшись с полчаса, я поднялся и стал заниматься автоматом. Ко мне подсел Артем и стал рассказывать, что происходило пока меня не было. Сожалел, что его забрали из подразделения «Айболита» и грустил, что Женю ранило. Рассказывал, как он со своей группой шел с боями через «частник» после выхода из «Эдема». Я расспрашивал его про позиции и, одновременно, слушал эфир, чтобы быстрее вникнуть в оперативную обстановку. Артем был мне дорог и близок тем, что из восьми человек, которые жили со мной в палатке в Молькино — я, он, «Топор» и Леха «Магазин» — остался в живых. Мне не нравилось его настроение, и я постарался как мог подбодрить его.

Через нас на запад стали бегать группы снабжения с БК. Там шел бой за прилегающие частные дома в районе общежития. Два раза за этот день оттуда выносили раненых. Я потихоньку стал адаптировался и уже не так сильно тревожился по незначительным поводам. Наступило привычное эмоциональное отупение, которое помогает не так сильно подвергаться стрессу на передке. День близился к концу. Я понял, что завтра придется наводить порядок, потому что бардак присутствует на каждой позиции. Я вышел на «Горбунка» на запасном канале и предупредил, что в районе десяти вечера прибуду в штаб. Я хотел обсудить с ним ситуацию с дисциплиной и соблюсти военную субординацию, прежде чем вносить коррективы.

— «Констебль» — «Тюмени»? — вышла на меня группа как на нового командира, которая находилась в двухстах метрах от нас. — Тут опять мирные нашлись. Возрастные все и с ними дед неходячий. Мы его до подвала дотащили, а что дальше неясно.

— Сейчас что-то придумаем.

— Спроси, аккумуляторы у них есть? Моя рация садится, — попросил Артем.

Мы выяснили, что у них есть запасные батареи и решили сходить туда вдвоем с Артемом. Было в районе семи вечера, и на улице быстро темнело. Я шел и думал поговорить с ним насчет дисциплины в подразделении на обратном пути, но, пока я размышлял, мы добрались до места.

— Привет, «Констебль», — поприветствовал меня «Каркас», с которым мы были в Молькино, но в разных палатках.

— Привет! Ты какими судьбами тут?

«Каркас» был армейским старшиной с богатым опытом службы и все эти месяцы находился при командире, руководя автобатом.

— Командир отправил для усиления. Закончилась штабная жизнь.

— Значит, повоюем.

Мне не хотелось сидеть на месте, и я решил помочь ребятам с эвакуацией деда. Мы решили подождать до полной темноты и вытащить его на руках по буеракам до мостика, откуда его должна была забрать другая группа. Там же был его пятидесятилетний сын и еще несколько человек примерно такого же возраста. Дед был добрым и все время причитал: «Спасибо вам, сынки, что не бросили». Артем забрал батарейку и пошел назад на позицию, а я остался в доме ждать темноты. Мы договорились, что я с рассветом приду и будем наводить у него порядок.

Война

Не прошло и получаса с тех пор, как ушел Артем, как к нам прибежал один из бойцов его группы. Он был без бронежилета и истекал кровью, которая лилась из нескольких огнестрельных ран в руке и ногах.

— Там конец! Там все! — стал тараторить он.

— Успокойся! — крикнул на него я, чтобы вывести его из шока. — Что случилось?

— Вындин «двести»! Там украинцы зашли к нам!

— Пацаны,