Отдав необходимые распоряжения и убедившись, что опасность ни личному составу поста, ни военному наблюдателю от Грузии не угрожает, я посадил прибывших со мной военнослужащих на БТР и мы убыли на пост № 303, где нас с нетерпением ждали военные наблюдатели ООН. Выслушав мой доклад, они дали мне время для ремонта моего БТР, а второй бронетранспортёр я отпустил на базу в Поцхо-Эцери. А через несколько минут на посту внезапно появились и остановились две машины: из первой вылез внушительного вида, толстый и пыхтящий от усилий мужчина, а из второй шустро выскочил телеоператор с камерой и они оба направились ко мне. Я насторожился.

Представительный, в расстегнутом на толстом животе пиджаке, мужчина сразу же налетел на меня с обвинениями: – Что вы тут делаете, когда наши деревни жгут и наших жителей убивают и грабят? Почему вы не едете и не защищаете несчастных жителей? – Телеоператор в это время снимал, а ООНовцы подошли и через переводчицу стали слушать, о чём идёт речь.

– Уважаемый, кто вы такой?

– Это я спрашиваю – Кто ты такой? – В свою очередь наехал на меня мужчина.

– Я начальник штаба Южной Зоны Безопасности, а вы всё-таки кто такой?

– Я глава Цаленджиского района. Мне сейчас поступило сообщение о том, что на деревню Пахулани напали чеченские боевики и жгут дома, грабят и убивают мирных жителей. Я сейчас еду туда, чтобы выяснить на месте обстановку.

– Уважаемый, я только что прибыл из населённого пункта Пахулани: обстановка там нормальная, никаких нападений не зафиксировано. Жители деревни находятся в своих домах, беженцы находятся в деревне, название не помню, но в той, что перед Пахулани и митингуют.

– Господин подполковник, в Пахулани жгут дома и убивают жителей и вы своим действиями поддерживаете и прикрываете абхазских бандитов и их чеченских наёмников, – глава администрации разглагольствовал в расчёте на телекамеру и не верил или делал вид, что не верит ни одному моему слову. Потом полез в автомобиль, достал оттуда автомат и стал изображать из себя рейнджера, который вынужден рисковать жизнью, чтобы выполнить свой гражданский долг. А Вебер и поляк, увидев автомат в руках представителя власти, быстро ретировались в свою бронированную машину.

И тут, поддавшись эмоциям, я совершил непростительную ошибку: – Ладно, раз вы мне не верите, то смотрите – я оставляю автомат и подсумки с патронами и гранатами. Только пистолет оставлю себе и еду вместе с вами в Пахулани, чтобы доказать что там никого нет. И что там достаточно безопасно, – Я положил автомат и подсумки на броню БТРа.

….Мы двигались по дороге на небольшой скорости, всё также забитой беженцами, коровами и другой живностью, которую беженцы гнали по обочинам. Через четыре километра навстречу нам из-за очередного поворота попалась, хорошо охраняемая небольшая колонна иномарок с затемнёнными стёклами. Передняя мигнула нам фарами, приказывая остановиться. Глава администрации удивительно быстро, несмотря на свои внушительные габариты, выскочил из машины и помчался к легковому автомобилю в середине колонны, которую сразу же окружила многочисленная, вооружённая охрана. Чиновник в усердии нагнулся в открытую дверь и что-то стал торопливо докладывать, показывая в сторону Абхазии, потом две минуты внимательно слушал, почтительно попрощался с невидимым собеседником и пошёл к своей машине, а колонна двинулась дальше.

– 

Кто это был? Только не говори, что там

сам президент Шеварнадзе. – Язвительно спросил я, когда глава администрации подошёл ко мне.

– Министр здравоохранения, по приказу президента, знакомился с обстановкой в приграничной зоне. – Грузин, не обращая внимания на мой язвительный тон, вытер вспотевшее лицо носовым платком, потом продолжил, – он сейчас с Пахулани едет. Действительно, там всё в порядке. Ни черта не могу понять…. Ну, да ладно. Давай тогда, подполковник, проедем до ближайшей деревни: я пообщаюсь там с беженцами и вернёмся обратно.

В деревне бушевал митинг: озлобленная толпа беженцев из населённого пункта Саберио в триста человек, шумела около хлипкого деревянного здания сельсовета и наш приезд только подлил масла в огонь.

– Сейчас я, господин подполковник, их успокою, – самоуверенно заявил чиновник и, раздвигая людей как ледокол, решительно двинулся к крыльцу сельсовета, откуда он обратился на грузинском к митингующим. Я тоже вышел из машины и остановился сзади толпы, сразу обратив внимание на вооружённых автоматами гражданских, которые крутились среди людей. И было явно видно, что это далеко не сельские жители. И тут я впервые пожалел, что поддался эмоциям и поехал с главой администрации, но было уже поздно что-либо менять. В течение пяти минут беженцы, придвинувшись к крыльцу, внимательно слушали выступающего, а потом в толпе поднялся тихий ропот, который всё более и более возрастал, переходя в открытое возмущение и неприятия того что им говорил чиновник. Толпа сплотилась в неприятии того, что им вещал оратор, наиболее озлобенная часть людей, стоявших впереди, полезла на крыльцо, окружила побледневшего чиновника и, махая перед его лицом кулаками, стала что-то требовать от него. После чего, схватив за одежду, его вульгарно стащили с крыльца и там, в воздухе, замелькали кулаки. Другая, тоже достаточно большая группа агрессивно настроенных беженцев, повернулась ко мне и стала медленно надвигаться, бросая на меня ненавидящие и злобные взгляды. Понимая, что любое моё неверное поведение, действие, резкий жест, даже взгляд, может спровоцировать толпу на любое агрессивное действие против меня, который символизировал в их глазах Россию, помогающую сейчас абхазам и чеченцам жечь и грабить их брошенные дома. Понимал я и то, что сейчас меня могут запросто разорвать и за мою смерть, и смерть главы района никому и ничего не будет. Всё спишут на военную обстановку, нервозность, агрессивность толпы и спокойно забудут.

Я сделал непроницаемое лицо, проверил связь по моторолле с ООНовцами и своими разведчиками, но результат был отрицательный – меня никто не слышал. А значит никто на помощь не придёт… Да даже если бы и услышали – помощь просто опоздает и им достанется довольно неприятное занятие – собирать окровавленные и изуродованные останки начальника штаба.

Меня обступили с трёх сторон и передо мной из толпы появился старый грузин со знаком участника Великой Отечественной войны на старом пиджаке, надетый на голое, жилистое тело, который сразу же стал кричать и махать руками, чуть ли не хватая меня за форму.

Обвинения были стандартные: Россия помогает Абхазии оккупировать Гальский район и измываться над мирным населением. То, что русские миротворцы на территории Абхазии пропустили вооружённые силы абхазов и банды