Все шумели, спорили, и только «офицеры» мало обращали внимания на этот гвалт. Они продолжали готовиться к битве. Колючку, протянув справа налево одну нитку, потянули теперь слева на право. Прямо на ступенях, между колоннами, сооружали вторую линию баррикад. Женщины у подножия колонн уже нанесли приличную кучу всякой мягкой рухляди. Нина с соратницами вышли из-за угла и, произнеся хором: «Господи помилуй!» аккуратно поставили крест, а иконы, согнав Юру, прислонили к колонне. Игорь тоже встал, потянулся, разминая мышцы, оглядел с высоты Куликово поле. Артём, психуя и нервничая, спустился с трибуны и, громко матерясь в телефон, уселся на заднее сиденье припаркованного у туалетов «мерседеса». Из палатки вышел Коля и, переваливаясь как утка, устремился ко входу в здание, держа в одной руке тяжёлую кувалду, а в другой баклагу с вином. «Мерседес» рванул с места и, едва разминувшись с кувалдой, уехал.

Миша, выставив пузо как таран, разрезал толпу с невозмутимым спокойствием, словно не бой его ожидал, а вкусный ужин у телевизора. Отсюда, с высоты, было видно, что на Куликово поле продолжали приходить люди. То с одной стороны, то с другой на площадь выходила одинокая фигурка и вливалась в человеческую массу. Вот слева, от вокзала, вышел из-за елей парень с фанерным щитом, с лыжным шлемом под мышкой и черным рюкзачком за плечами. Он молча взбежал по ступенькам, положил щит и устало уселся на него. Уже минут пять тут находился высокий паренёк лет двадцати пяти в кубанке, прихрамывающий, с неловкими движениями с явными признаками церебрального паралича. Он всем улыбался и рассказывал, что он потомственный казак, не просто кубанский казак, а правнук сотника, что зовут его Витя и что он не смог сидеть спокойно дома. На парапет рядом с Игорем уселся, по-мальчишески свесив ноги, злой старичок. На пиджаке у него рябила красно-жёлто-чёрным небольшая полоска орденских планок, а в руках он нервно перебирал самодельную кожаную нагайку с увесистой гайкой на конце.

– Не смотри, что я старый, – глянув снизу вверх на Игоря, сказал он, – уж хотя бы одного фашиста ухайдакаю. Бегать я не смогу и руками махать тоже, но приёмы знаю, учили нас хорошо. Пусть хотя бы один подойдёт вплотную, живым не уйдёт, вцеплюсь и пусть сдохну, но и его утащу с собой! Этих тварей фашистских только убивать надо, иначе никак! Я знаю!..

Игорь только молча кивнул в ответ.

Людская суета на площади напоминала труд муравьёв. Каждый был занят делом – кто камни таскал или вещи, кто баррикаду укреплял. Вдруг кто-то из этой толпы поднял голову, удивлённо ахнул и, дёрнув соседа за рукав, указал тому на небо. Сосед, придерживая рукой каску, чтобы не свалилась, тоже задрал лицо к зениту и тоже от удивления и изумления рот открыл. И сам поспешил позвать окружающих. Там, высоко в небе, кружились журавли! Они, выстроившись кольцом над Куликовым полем, сделали кругов семь, а потом, разорвав кольцо, потянули один за другим, жалостно курлыкая, куда-то в сторону Пересыпи. Кто-то увидел это, а многие не увидели за суетой.

Коля с грохотом бросил кувалду у дверей, аккуратно поставил вино за колонну и, подёргав безуспешно дверь, посмотрел внутрь.

– Начинаем? – Игорь, спрыгнув с парапета, также подошёл к дверям, но к другим, тем, что справа.

– Нет пока. Приказа нету. – Коля ещё подёргал дверь, но уже в исследовательских целях, пытаясь, по-куриному повернув голову, рассмотреть её изнутри.

– А почему его нет, приказа? – Игорь рассмотрел сквозь стекло, что за ним делается. За этой дверью была небольшая торговая точка, Игорь помнил, что там торговали всякой съедобной всячиной. Витрина-холодильник спиной упиралась прямо в дверь, надёжно перекрывая её.

– Иваныч приказа пока не даёт. – Коля дёрнул напоследок и, словно обидевшись, развернулся к преграде спиной.

– А почему Иваныч не даёт приказа? – Игорь, пройдя мимо Коли, принялся за изучение третьей, левой двери.

– А потому, что если мы захватим здание, а правосеки сюда из центра не придут, то будет шо?.. Будет незаконный захват государственного здания.

– Охренеть можно! В Киеве весь Майдан и полстраны незаконно захватили, а мы тут боимся, шо за нас подумают, шо мы плохие мальчики! – Игорь не прерывал изучения дверей, и эти двери ему нравились больше остальных. Они были закрыты всего лишь на одну задвижку и ходили с большим люфтом. – А ничего, шо здание большое, сложное, шоб там оборону организовать, надо время? Или как?..

– Игорь, мы солдаты! У нас приказ. И мы будем действовать по приказу.

– Ладно. По приказу, так по приказу. – Игорь зло пнул невинную дверь и повернулся к другу. – Давай вино по флягам разольём, а то не найдём его потом или правосекам, не дай Бог, достанется.

Приказ пришёл, когда нервы у всех были на пределе, когда на ступенях между колонами толпа уже плотно утрамбовалась, когда ежеминутно приходилось отвечать на вопросы «Почему не входим?», и даже довольно жёстко пару раз пресечь попытки вскрыть двери.

Наконец внизу, среди людей, показалась горчичного цвета куртка Александра Ивановича и раздался его зычный голос: «Коля, давай!» В толпе несколько голосов с облегчением продублировали: «Давай, Коля…». И Коля дал.

Подёргав в тысячу первый раз ручку, схватил кувалду, сказал всем: «Отойди» – и ухнул по дубовой створке. Зазвенело рассыпающееся стекло, глухим стоном отозвался старый, наверняка ещё довоенный, а то ещё и дореволюционный дуб. Простонал и устоял. Хорошо строили при Сталине и вещи делали крепкие. Коля вместе с подоспевшим Юрой, принялись, мешая друг другу, метелить безответную дверь. Игорь, видя такое безобразие, подскочил к «своей», левой двери и стал её расшатывать, дёргая на себя – от себя. На третьем или четвёртом рывке шпингалет не выдержал, и створка широко распахнулась. Игорь едва удержался на ногах, повиснув на бронзовой ручке, тут же отпустил изделие сталинского ампира и ворвался в вестибюль. По пустому помещению, отражаясь от стен и высоких потолков, словно густая стая летучих мышей, носились звон разбиваемого стекла, крики людей и звуки ударов. Створки средних дверей изнутри были заложены деревянным бруском, плотно лежащим на ручках. Достаточно было поддеть его снизу или, просунув руку в разбитый проём, убрать его. Однако куликовцы, не видя этого, самозабвенно лупили дверь. Осколки стекла, как шрапнель, летели вперёд, усеяв пространство от дверей до широкой лестницы блестяще-хрустящим