– Куда это они? – спросил кто-то из толпы зевак, рассматривая проходящих.

– Так на Орел идут. К Брянску, наверное. Там ведь сейчас бои идут, –  ответили ему.

Едва расслышав сказанное, Витя, Цыган и еще несколько ребят выдвинулись ближе к идущим красноармейцам. Они завороженно смотрели на солдат, сосредотачивая свое внимание на висевших за их спинами винтовках с примкнутыми штыками. Особенно приковал их взгляды ручной пулемет у одного из красноармейцев, самого высокого в колонне и единственного, кто улыбнулся им, остальные же лица солдат были строгими и сосредоточенными. Хмурые молодые мужчины, одетые в серые суконные шинели, ботинки с обмотками, следовали через город. За их колонной вытянулись запряженные лошадьми повозки с сидевшими на них ездовыми в солдатском обмундировании. Их лица также были подчеркнуто суровы, соответствуя обстановке.

– Что, думаешь, везут? – спросил друга Цыган, который, по причине более высокого роста, привстав на носки, уже успел рассмотреть на повозках силуэты перевозимых предметов, укрытых брезентом. – «Максимы» везут. Точно тебе говорю.

– А ты откуда знаешь? Там не видно ничего, все укрыто, –  с обидой ответил Витя, понимая, что ему не удалось увидеть то, что уже успел рассмотреть его более шустрый товарищ.

– Да укрыто так, что понять можно! – заулыбался Цыган. –  Сам посмотри. Вон ствол пулемета угадывается, а рядом – щиток от него. Сняли и положили. Видишь?

– Ага, –  с тихой радостью ответил мальчишка.

– А вон и командир их идет, –  мальчик рукой указал в хвост колонны, снова удивляя Витю своей прозорливостью.

Он повернул голову в указанном направлении, отыскивая взглядом того самого, кого Цыган назвал командиром. Спустя секунду ему удалось заметить высокого человека в шинели, на петлицах которой виднелись по четыре треугольника.

– Старшина! Как папка мой! – радостно и громко сказал мальчик, пытаясь привлечь к себе внимание окружающих.

Толпа совсем маленьких ребят быстро образовалась в хвосте колонны, маршируя следом за солдатами и вызывая этим самым невольные улыбки горожан. Радостные мальчишки с искренне счастливыми улыбками на лицах неуклюже и по-детски демонстрировали строевой шаг. Витя, Цыган и еще два их товарища примкнули к идущим за солдатами детям. Они, довольные собой, с силой ударяли каблуками ботинок в дорожное покрытие, пытаясь быть максимально похожими на уходящих на фронт бойцов.

Пройдя не более ста метров, ребята быстро устали и направились домой, следуя мимо садов местных жителей.

…Витя вздрогнул во сне и проснулся от плача своей семимесячной сестренки Тамары. Возле ее кроватки уже стояла мама, еще не ложившаяся в столь поздний час, когда за окном было уже совсем темно. Едва ей удалось успокоить ребенка, как захныкала спавшая на одной с братом кровати трехлетняя Валя. К ней тут же поспешила мать. Она нежно поцеловала дочку и снова вернулась за стол, где ее ждала свекровь.

Увидев в проеме немного раздвинутых занавесок, отделявших кровать от горницы, сидевших за столом родных ему женщин, Витя растерял остатки своего сна. Он лежал с открытыми глазами и наблюдал за матерью, которая штопала его порванную курточку и специально оставила занавески в таком положении, чтобы видеть спящих детей.

Витя смотрел на исхудавшую за последнее время маму. До войны она несколько лет работала в швейной артели. Потом трудилась там же в должности бригадира. Жизнерадостная и веселая, несмотря на сиротское детство и раннюю самостоятельность, она оставалась такой до самого отъезда мужа на фронт. Властная и строгая свекровь все время старалась подчеркнуть свою значимость в доме. Молодая женщина при этом сохраняла удивительное хладнокровие, послушно и безропотно выполняя все указания матери супруга. Но при этом она умудрялась пошутить и улыбнуться за спиной свекрови или в ее отсутствие. Несгибаемый характер матери очень нравился Вите, который в силу своего малого возраста еще до конца не отдавал отчет всему происходящему в доме и смотрел на многое по-детски широко открытыми глазами. Веселый нрав и жизнерадостность его матери нравились всем вокруг. Она снискала одновременно любовь и уважение среди работниц швейной артели и соседок по улице за невероятное трудолюбие и бойкий характер.

Сейчас Витя не узнавал своей матери. Когда-то улыбчивая и веселая, она стала хмурой и задумчивой. Сильно похудела, хотя и была до этого довольно стройной. С ее лица не сходило выражение печали и озабоченности. Каждый день ей приходилось изворачиваться для того, чтобы прокормить трех своих маленьких детей. Лишь иногда, когда она замечала пристальный взгляд сына и взволнованное личико старшей дочери, она непременно менялась в лице, улыбалась и старалась казаться такой, кокой была еще совсем недавно.

– Завтра пойду на базар, сменяю там картошку и яйца на что-нибудь, –  сказала пожилая женщина, склонившись над ведром, в которое сбрасывала кожуру с только что почищенной картофелины. –  Маслица бы надо достать да кусок мяса. Небольшой хотя бы. Деток бы чуть подкормить. Илюша весь исхудал.

Она по-стариковски засопела носом и тяжело вздохнула. Потом повернула лицо к печи и продолжила с тоской в голосе:

– На рынке все дорого. А в магазинах нет ничего. Торгаши деньги перестают принимать. Обменивать приходится. С каждым днем цены все растут. Чем детей-то кормить будем? И у тебя все заказы закончились. Сейчас-то уже никто не заходит. Людям не до нарядов стало. Да и вообще, не до жиру.

Молодая хозяйка ловким движением руки перерезала при помощи ножниц нитку. Одернула на весу только что зашитую курточку сына и положила ее на стол. Грустными глазами на опечаленном от постоянных жизненных трудностей лице она посмотрела на лежащую в ведре очищенную свекровью картошку и произнесла тихим голосом:

– Хоть бы от Пети весточка была. А то ни телеграмм, ни писем.

Оставив работу после рождения младшей дочери, молодая женщина не сидела без дела. Заботы о хозяйстве и уход за детьми отнимали немало сил. Но она все равно находила время на дополнительный заработок, занимаясь на дому перешивом и починкой одежды. Слух об аккуратной и мастеровитой портнихе быстро разнесся по окрестным улицам, и к ней потянулись люди с заказами.

Уложив детей спать, женщина садилась при свете керосиновой лампы за работу. Иногда ей так и не приходилось самой ложиться спать и она просиживала за шитьем до рассвета. А утром, как всегда с улыбкой, провожала мужа на службу, а сына – в школу. Потом на ее плечи взваливались заботы на огороде и по хозяйству, что порою не оставляло ей свободной минуты, учитывая, что дома были еще и две маленькие дочери.

Иногда молодая хозяйка находила возможность поднять себе и другим настроение. Она быстро мастерила из лоскутов ткани маленьких куколок и незамысловатые фигурки животных, при помощи которых порой разыгрывала целые представления, удивляя своей находчивостью и выдумкой всех домашних,