— Если бы гриб поселился в человеческом мозге, он думал бы то же самое, что мы?

Джованна ничего не ответила, просто обняла ее и начала целовать в шею. Но позже, когда Андреа заснула, этот вопрос не выходил из головы, и от раздумий над ним Джованне приснилось, что она рассматривает кусочек сфагнума, чьи клетки под микроскопом оказываются скоплением миллионов глаз.

Полчаса спустя группа снова оказалась на берегу Магелланова пролива, на этот раз на противоположной оконечности Огненной Земли.

Панорама была впечатляющей. Джованна смотрела на острова, на древние, морщинистые, как слоновья кожа, горы, которые возвышались над густой растительностью, и думала о том времени, когда землю покрывали скалы, пронизанные грибами. На несколько минут она завороженно застыла, представляя многометровые, в гранитных складках башни, которые возвышались как статуи, а тонкие нити Tortobus proterans обнимали минерал изнутри, поглощая пресную воду и истончая его стенки, спускались ниже, зарывались в скалы, выравнивали поверхность, чтобы позже животные и растения смогли поделить мир, утвердить за собой основное место. Тогда ей пришло в голову, что, пока водоросли и амфибии становились жертвами сексуального желания, грибы сохраняли неизменной собственную тактику, то целуя спящих под открытым небом млекопитающих и растения, то очищая свою раненую грудь энзимами, разделяя ее и увеличивая. Это позволяло им растягиваться в виде великой идеи, как будто земля над ними была чем-то вроде стенки черепа, а снизу — бездонным озером. Так они росли во всех направлениях, цепляясь вслепую к корням и погребенным телам.

Джованна стояла, словно оцепенев от этого зрелища, пока ветер не ударил ей в лицо. Тогда она поспешила за группой, с трудом поднимавшейся по склону к лесу Тимаукель. Бегущая навстречу вода играла камнями, ставя шедшим подножки. Взгляд Джованны время от времени возвращался к пейзажу, а потом переносился на Андреа, которая шла немного впереди и потешалась над звуками, издаваемыми англичанами: эти бесконечные упс, упс, когда ботинок соскальзывал и нога оказывалась вновь по щиколотку в грязи.

К вечеру собиратели грибов, усталые и счастливые, вернулись в лагерь с внушительным грузом образцов для описания. Джованна залезла в палатку положить сумку и, пока шла в душ в доме дона Сантьяго, обратила внимание на тонкое черное кольцо высоко в небе, как ожог, среди облаков.

Выйдя из душа, она почувствовала приятный запах. В нескольких метрах от лагеря Ричард в огромном котле над костром готовил суп из сморчков и других съедобных грибов с луком, чесноком, перцем, картошкой и тыквой. К тому же Дейвон выделил ему один из своих трюфелей, который превратил варево в деликатес. Всемером они поужинали там, устроившись вокруг костра и обсуждая достоинства этого места. Одним из них было зрелище усыпанного звездами неба. Джованна, разморенная жаром костра и вкусной едой, положила голову на плечо Андреа. Влажные волосы высыхали.

Всё следующее утро группа посвятила утомительному описанию экземпляров. Работа велась в палатке, где специально для этого был установлен арендованный у дона Сантьяго электрогенератор и каждый исследователь имел доступ к разнообразному арсеналу научных инструментов.

После завтрака, когда воодушевленные ученые ушли анализировать грибы, Джованна осталась помочь хозяину дома.

Она мыла посуду такой ледяной водой, что ломило пальцы, и с энтузиазмом рассказывала о вчерашнем походе.

— Значит, вы добрались до десятого сектора?

— Да! Мы почти четверть его обошли, — гордо воскликнула она. — Здорово, правда?

В этот момент зазвонил ее мобильный, вибрируя в заднем кармане штанов. Она закрыла кран, вытерла руки полотенцем и ответила.

Спящий около дровяной плиты Оливер вдруг настойчиво залаял на Джованну, и дону Сантьяго пришлось за ошейник вытащить его из дома и закрыть дверь. Извини, дочка, эта собака уже не соображает от старости, заметил он, немного встревоженный бледностью девушки, которая, прикрыв свободное ухо, чтобы лучше слышать, спрашивала:

— Взрыв? Не понимаю тебя, мама, что еще за белый огонь?

Озадаченная, она вернулась в палатку-лабораторию и, пока готовила рабочее место, подумала, что занятие, которому с таким старанием предаются ее коллеги, подобно археологии: как будто то, чему она посвятила последние пятнадцать лет жизни, теперь было не чем иным, как наблюдением за началом прошлого. Посмотрев на Марджори, которая с улыбкой кивнула ей и продолжила заворачивать грибы в фольгу, Джованна вдруг почувствовала, что земля уходит из-под ног. Преодолевая дурноту, она вышла на воздух. Андреа, читавшая в тени бука в нескольких метрах от лагеря, заметила неладное. Спросила, что случилось, но Джованна махнула ей рукой и вернулась в свою палатку.

Снова зазвонил телефон. Подруга рассказала об огромном пожаре, который надвигался на Консепсьон с юга провинции Био-Био. Сообщила, что власти рекомендуют покинуть город. Джованна нажала «отбой», отложила мобильный и растянулась на спальнике, сунув под голову рюкзак с одеждой. Новость ударила ее, словно пузырь или что-то вроде мембраны, которая окружала ее поверх исторического времени, лопнула, и она оказалась в свободном полете. Она лежала, уперев взгляд в потолок, наблюдая, как меняется его голубая ткань на просвет. В воздухе появилось что-то враждебное. Суставы сделались тяжелыми, грудь сдавило. Возможно, она думала о сотнях лис и сов, которые покидали леса, или представляла, как горит Консепсьон. Она была спокойна. Безмолвна. Тверда. Сухие глаза. Дыхания почти не было слышно, как будто тело сейчас ее не занимало. Как будто ее воля была ведома таким же прихотливым ветром[17].

* * *

Проповедь вот-вот должна была начаться. Несмотря на состояние Педро, его почитатели настаивали, чтобы он поднялся на кафедру. Самый близкий круг коллегиантов занимался его подготовкой. Они подняли его с кресла, смазали раны эвкалиптовой мазью, окурили дымом эвкалиптовых листьев тунику, поднесли раскрытые эвкалиптовые коробочки к носу. Но он не реагировал. Казалось, что он где-то далеко от тела, которое двигается автоматически. Бальтасар, очень этим встревоженный, думал, что, повидав сына, Педро приободрится для сегодняшней проповеди. То, что состояние пророка только ухудшилось, пугало. Сила ветра, трепавшего тонкие волосы Бальтасара, когда он, посадив Педро на кресло-каталку, повез его из дома до главного храма, только крепила его веру, пока он шел и смотрел на кольцо черного дыма, которое плавало в вышине уже несколько часов.

Церковь была заполнена коллегиантами: одни ждали, распевая гимны, другие прохаживались, потрясая кадильницами с эвкалиптом. Бальтасар поднялся на сцену и после общей овации попросил прихожан садиться.

— Братья мои, я вдыхаю вас.

Коллегианты встали. В речи Бальтасар постарался развеять слухи, связанные со здоровьем Педро.

— Сейчас не время заниматься отдельными. Наш Обширный не хотел бы видеть