— Пусть мое решение и кажется нелепым, но оно все-таки продиктовано реальностью.

— Да уж… Реальность нелепа, и ты предлагаешь плодить нелепость дальше… Видимо, мне не понять этого…

— И зря… Это даже дураку понятно.

— Наверное, я глупее самого глупого дурака…

— Наверное… Наверное, мы слишком разные люди и по-разному смотрим на мир…

Дальше мы шли молча. Перешли Москву-реку, двинулись в сторону Болотной площади. Женя показала мне скульптурную композицию с изображением детей — жертв человеческих пороков за авторством Михаила Шемякина. Хорошая иллюстрация к только что состоявшемуся разговору. Мы все — жертвы пороков собственных и пороков окружающего нас мира. Совсем не те, кем кажемся. Философствующие менеджеры и студентки, мечтающие стать надзирателями.

Честно говоря, на меня напала апатия. Мир совершенно не имеет смысла, если высшей ценностью в нем является иллюзия власти. Именно иллюзия, даже не реальная власть. А как иначе это назвать? Бумажка, дающая право принадлежать к одной касте, живущей за счет других, вряд ли способна изменить внутреннее содержимое человека. Раб остается рабом, даже будучи назначен надсмотрщиком за остальными рабами.

Миновав Болотную площадь, мы пошли по набережной Москвы-реки в сторону парка имени Горького. Зашли в сам парк, побродили в тени деревьев среди аттракционов и развлекательных площадок. Я предложил Жене на чем-нибудь прокатиться, она отказалась. В воздухе чувствовалось напряжение. Видимо, всему виной была та мировоззренческая трещина, что пробежала между нами после неудачного разговора.

Возможно, мы оба ожидали друг от друга чего-то другого. Рисовали картину нашей встречи несколько иначе. Возможно. Ведь, по сути, мы практически ничего не знали друг о друге. Была только ночь нашего знакомства в поезде и последующая переписка в интернете.

Скорее всего, хоть мы оба и боялись признаться себе в этом, над нами сгустилась тень предстоящего разочарования. Наверное, так. Я чувствовал это, и Женя наверняка тоже.

И дело, конечно, было не только в нашем разговоре. Это был раскол идеологический, внутренний, и мы невольно коснулись только поверхности, а копать глубже было страшно, да и не имело смысла. Глубоко внутри мы были совершенно разными, и несколько сказанных до того предложений внезапно обнажили эту простую и печальную истину.

У Жени зазвонил мобильный телефон, она словно вышла из оцепенения.

— Извини, я отвечу…

— Да, конечно.

Она ответила на звонок, я достал сигарету. Интересно, я не курил с самого вокзала.

Вообще разочаровываться в людях — для меня достаточно привычное дело, впрочем, как и для них — разочаровываться во мне. У нас слишком разные взгляды на жизнь. Их реальность более реальна, чем моя, если можно так выразиться. Они живут земными желаниями и устремлениями, пристраиваются в теплые места, строят осуществимые планы. Чего не скажешь обо мне. Но в далеком городе убийц мы все — и жертвы, и убийцы, только это нас и объединяет. Ведем охоту…

Женя закончила телефонный разговор.

— Ты извини, но я вынуждена тебя покинуть. Одна знакомая позвонила — ей срочно нужна помощь.

— Что-то серьезное случилось?

— Да нет. Не бери в голову. В смысле — там все нормально, просто без меня не обойтись.

— Понятно. Тогда иди, конечно.

— Спасибо за понимание. У тебя какие планы вообще?

— Вообще пойду дальше гулять по Москве, потом с друзьями встречусь.

— Метро найдешь сам?

— Найду, конечно. Язык до Киева доведет. А тут просто Москва…

Она улыбнулась, получилось немного неестественно.

— Извини еще раз.

— Ничего.

— Ну, пока тогда.

— Пока.

Она чмокнула меня в щеку.

— Завтра тебе позвоню, может, еще встретимся, — сказала мне Женя, уходя.

— Звони… может, и встретимся, — сказал я ей вслед.

Хотя это и вряд ли. Слишком уж поспешно она решила удалиться. Слишком страшной оказалась та пропасть, края которой мы случайно обнаружили.

Конечно, кто-то мог бы сказать, что все это ерунда, просто комплексы и страхи, но он был бы не прав: именно эта ерунда и лежала в основе всего, была определяющей в отношениях между людьми. Это была маленькая деталь, сущая мелочь, на которой, однако, держался весь мир. Вычленив эту мелочь сразу, можно было избавиться от кучи ненужных людей и связей, которых мы зачастую тащим за собой всю жизнь. И Женя, и я эту деталь неуловимо определили, и выводы, конечно, сделали. Это не значило, безусловно, что завтра она удалится из списка моих друзей в соцсети и вычеркнет номер моего телефона из всех записных книжек, но тем не менее общение будет уже другим. Наверняка.

В задумчивости я проводил ее взглядом, докурил и пошел к ближайшей палатке с напитками. Взял себе полулитровый стакан разливного пива и сел за один из свободных столиков, стоявших тут же.

Пиво было разбавленным, с характерным водянистым привкусом, но, честно говоря, ничего другого я от уличной палатки и не ждал. Я посмотрел на часы: день перевалил за полдень.

Говорят, что Москва отличается от Петербурга умонастроениями: в Москве все сплошь прагматики, тогда как в Питере пока что еще можно встретить романтиков. Может, это и так. По крайней мере, разговор с Женей в какой-то степени подтверждал эту теорию, однако до конца я в нее не верил: прагматизм и утилитарность постепенно захватывали весь мир, не делая географических исключений, поэтому людей, ставящих достижение своих целей выше банальной человечности, в наше время можно было отыскать повсеместно.

Может, из-за этого я теперь даже немного опасался встречи с остальными друзьями: испытывать разочарование в очередной раз не хотелось.

Однако мои опасения были развеяны уже в следующую минуту: зазвонил мобильный, на экране высветился номер Паши. Я ответил на звонок.

— Здорово! — почти прокричал в трубку Паша. — Ты где?

— В Москве уже. Только что освободился.

— Так это же просто отлично! Надо срочно встретиться!

— Согласен. Где?

— А ты где находишься?

— В парке Горького.

— Неплохо. Отдыхаешь?

— Вроде того.

— У тебя станция метро ближайшая — «Октябрьская»…

— Наверное.

— Не наверное, а точно. Иди к ней, садись в метро, проедешь две станции до «Академической», там и встретимся…

— Хорошо. Через сколько?

— Через полчаса.

— Договорились.

Со старыми друзьями легко найти общий язык. Достаточно нескольких фраз, чтобы ты точно знал: никакие ложные ценности мира и иллюзии не способны поколебать вашу дружбу. Я не стал допивать пиво, оставив почти целый стакан на столе, и поспешил к станции метрополитена.

Метро я нашел почти сразу же, не пришлось даже обращаться за помощью к прохожим. Тем более большинство из них шли мимо меня с настолько непроницаемыми лицами, что получить от них хоть какую-нибудь информацию мне казалось невозможным.

Доехал до «Академической», как и договорились с Пашей. Поднялся наверх. Паши у выхода из метро не наблюдалось, я достал мобильный телефон.

— Уже приехал? — ответил Паша.

— Ага.

— Я через две минуты буду, подхожу к метро.

— Хорошо.

Я убрал мобильник в карман. Достал курево, чиркнул зажигалкой. Сделал затяжку.

Скурил сигарету до половины, когда появился Паша. Завидев меня, он расцвел улыбкой. Улыбнулся и я. Мы дружески обнялись, приветствуя друг друга.

— Рад тебя видеть, — сказал Паша.

— Взаимно.

— Пойдем тогда прогуляемся, пива попьем — за твой приезд.

— Пойдем.

Мы двинулись прочь от метро: Паша, как человек, знакомый с местностью, выдвинувшись немного вперед, я на полшага сзади — так, чтобы можно было общаться на ходу.

— Как доехал?

— Нормально, почти не спал.

— Дело обычное. Наверное, компания хорошая была?

— Была.

— Ну и славно.

Мы перешли через улицу и пошли по тротуару вдоль домов. Мимо нас текла разношерстная вереница людей с одинаково непроницаемыми лицами — этот признак был неизменным для всех движущихся навстречу человеческих особей.

— Почему здесь у всех такие лица? — спросил я Пашу.

— Безучастные? — угадал тот.

— Ага.

— Не обращай внимания. Это не люди, это московские зомби. Вполне нормальное явление. Люди тут тоже есть, но их не сразу увидишь.

Кое-где убийцы уже сделали свою работу: поохотились на славу, зачистили территорию. Эти земли отныне и навсегда принадлежали мертвым. Мертвые населяли их и жили вместо живых.

Мы зашли в небольшой супермаркет на первом этаже жилого дома и купили по бутылке пива и пирожку. Вышли на улицу и свернули во дворы, там отыскали свободную скамейку в тени деревьев и разместились на ней.

— За встречу, — сказал Паша, когда пиво было открыто.

— За нее.

Мы сделали по глотку. Я откусил от купленного пирожка. Пирожок был суховат и почти не имел вкуса.

— Как ты тут живешь? — спросил я Пашу.

— Ничего, потихонечку. В подробностях описывать не буду — тебе станет скучно.

— Думаешь?

— Уверен. День за днем одно и то же — сам понимаешь…

— Ага. Тогда про себя я тоже рассказывать не буду в подробностях.

Мы засмеялись. Для старых друзей обычное дело — понимать друг друга с полуслова. Чувство разочарования, совсем недавно захлестнувшее меня,