Как было легко стремглав взлетать сразу на десять ярдов — голова раскачивается на гибкой шея, я резко взмываю вверх и плавно опускаюсь на землю, подобно струе воды, и сердце покалывает от радости и легкости! Как звенел воздух в моих ветвистых рогах, когда я несся по лесу, обгоняя ветер! Весь мир казался новым, только что родившимся! Даже солнце было иным, еще более прекрасным! Как ветер ласкал мою шкуру!

Спокойно и твердо, без тени страха встречал я всех обитателей леса. Старый одинокий волк отскочил в сторону, заметив меня, и, глухо рыча и огрызаясь, убежал прочь с моего пути. Громадный неуклюжий медведь в раздумье покачал головой, но все же быстро отвел от меня взгляд своих маленьких красных глаз и поспешил спрятаться в росшем поблизости кустарнике. Олени бежали от моего твердого, как камень, лба или отступали под моим несокрушимым напором, пока ноги их не подламывались и я не затаптывал их до смерти. Я был самым сильным, самым могущественным оленем на острове, вожаком всех оленьих стад Ирландии.

Как-то раз я снова вернулся в Ульстер, куда до сих пор звало меня сердце. Я пришел и, стоя невдалеке, втянул в себя воздух — и вдруг с радостью и со страхом понял, что ветер донес до меня запахи людей. Когда моя гордая голова впервые пригнулась к дерну, а из моих огромных блестящих глаз полились слезы. Слезы, вызванные воспоминаниями о прошлом облике, о прошлой жизни.

После этого я время от времени осторожно подходил поближе к людям, прячась среди укутанных листвой деревьев или скрываясь в высокой траве. Я во все глаза смотрел на них и сердце мое наполняла печаль и скорбь. Ибо в суровой буре лишь Немед и четыре пары из его людей сумели спастись. И видел, как людей становится все больше и больше, и вскоре их стало уже четыре тысячи пар. Они жили мирно, смеялись и, как трава, радовались солнцу. Люди Немеда уже не только обладали разумом, но были очень деятельны и трудолюбивы. Это были дикие и беспощадные первобытные воины и охотники.

Но как-то раз я пришел, не в силах противится желанию вновь посмотреть на людей, и увидел, что они ушли. Вокруг царила полная тишина, а на земле, по которой они ходили, на полях, которые они возделывали, лежали только кости, ярко блестевшие под лучами солнца.

И тогда я почувствовал, как снова постарел. Я понял, что стал немощен — и мои не знавшие усталости члены вдруг стали вялыми. Моя гордая голова стала тяжелее, глаза потускнели и затуманились, колени задрожали. Тогда волки впервые осмелились устроить на меня охоту.

И я снова отправился к пещере, которая служила мне убежищем еще тогда, когда я был одиноким стариком.

Однажды, когда я украдкой выбрался из пещеры, чтобы поесть свежей травы, меня окружили волки. Они так стремительно накинулись на меня, что я едва смог убежать. Но звери уселись перед пещерой, не спуская с меня глаз.

Я знал их язык и понимал их речь. Я понимал все, что они говорили друг другу, понимал и то, что они говорили мне. Но на моей голове еще остались обломки рогов, и до сих пор смертоносны были мои копыта. Они не осмелились войти в пещеру.

— Завтра, — сказали они, — завтра мы перегрызем тебе горло, завтра мы обглодаем твои кости.

Глава 7

— Тогда я осознал, что жизнь моя подходит к концу, понял, что смерть уже близка, и смирился со своей судьбой.

Завтра, — сказал я, — завтра я выйду к вам и приму свою смерть в бою.

И волки завыли радостно и нетерпеливо.

Я же заснул и во сне увидел, что превратился в кабана. Во сне я отчетливо ощущал биение моего нового сердца, во сне я вытягивал новую мощную шею и прочно стоял на сильных нетерпеливых ногах. Я проснулся, и я был тем, кем видел себя во сне.

Ночь сняла завесу тьмы и ушла до следующего заката. Когда же рассвело и настал день, волки стали взывать ко мне: „Выходи, Тощий Олень. Выходи и прими свою смерть!

И тогда я, с сердцем, переполненным радостью, высунул свою покрытую черной щетиной морду из пещеры. Когда волки увидели мои острые клыки, мои налитые кровью свирепые глаза, в панике, с визгом бежали они прочь, спотыкаясь друг о друга и падая. Они обезумели от ужаса, а я бежал за ними, прыгая, как дикая кошка, силой подобный великану. Сердце мое было переполнено счастьем и радостью, тело — здоровой, щедрой, не жалеющей молодых сил жизнью. Я бежал вслед за стаей — лесной убийца, борец и победитель, дикий кабан, которому никто не осмелится бросить вызов.

И я завоевал власть над всеми кабанами Ирландии, в боях я отстоял свое право быть вожаком.

Куда бы я ни пришел, в любое из моих племен или кланов, везде меня встречали с любовью и покорностью; где бы я ни появился, все чужаки разбегались прочь, спасая жизнь. Да, теперь волки боялись меня, а огромный беспощадный медведь бежал прочь большими тяжелыми скачками. Я гнал его вместе со своим войском дальше и дальше; но не так просто убить медведя, ибо жизнь его спрятана глубоко под противной, отвратительно пахнущей шкурой. Он падал, но поднимался на ноги и бежал прочь, и вновь наши клыки опрокидывали его на землю, но он снова поднимался и бежал; бежал, уже не видя ничего, натыкаясь на деревья и камни. Но и в предсмертных судорогах он не осмеливался отразить нападение ударом своей страшной лапы со смертоносными когтями, он не рычал, а только жалобно хныкал, словно беззащитный ребенок.

Я мог вызвать на бой любое существо, которое только могло двигаться. Любое, кроме одного. Ибо люди снова пришли в Ирландию. Шевинон сын Стариата со своими людьми, от которых произошли народы Довнанн, и Фир Болг, и Галиойн. Людей я не преследовал, а когда они преследовали меня, я убегал.

Но все же я часто приходил к ним, влекомый памятью сердца. Я приходил посмотреть на людей, как они работают на своих полях, и вспоминал с горечью: когда люди Партолона собирались на совет, они