Две строки на листке, написанные неправильно по-венгерски, гласили следующее:

«Предупреждаю, в вашем собственном интересе проиграйте последний игра!»

Зрители затаили дыхание.

Полковник вынул из конверта банкнот в пятьсот пенгё — месячный заработок теннисного тренера без чаевых, — перевел письмо майору и попросил объяснений.

Переводчик вскочил и в упор уставился на гимназиста, затем очень медленно опустился на свое место.

Лицо майора исказила дикая ярость, в эту секунду он готов был убить человека. Он что-то сказал полковнику.

— Господин майор, — ледяным тоном перевел полковник, — дает слово офицера, что ему ничего не известно ни об угрозе, содержащейся в письме, ни о деньгах, предназначенных для подкупа.

Обер-лейтенант помрачнел и вышел. Полковник вновь обратился к майору.

— Ваше честное слово офицера принято. Но наше пари — и я надеюсь, вы это оцените по достоинству, — я считаю несостоявшимся.

Он разорвал конверт вместе с деньгами и бросил их под стол.

Зал замер.

Майор медленно подошел к переводчику. Казалось, он убьет его на месте. С минуту он молча смотрел ему в глаза, затем наклонил голову в сторону полковника.

— Я готов дать вам удовлетворение в любое время!

Щелкнув каблуками, немец зашагал к выходу.

После того как вышел и переводчик, зал словно взорвался.

Священник громко кричал что-то сквозь шведскую стенку, советник с удовлетворенным видом потирал руки, но лицо его выдавало некоторую тревогу. Суконный фабрикант тоже чувствовал себя неспокойно. Не сговариваясь, все господа сходились на том, что объявлять о конверте с шантажирующим письмом было лишним. Гимназисту следовало удовлетвориться одержанной победой и положить себе в карман пятьсот пенгё — кто бы об этом узнал? — а не разыгрывать оскорбленную добродетель.

Победитель устало прислонился к шведской стенке и безучастно смотрел перед собой.

Старик тренер, сделав вид, что убирает мусор, торопливо подобрал клочки бумаги и разорванный пополам банкнот, решив про себя, что завтра же обменяет его в банке.

Открыто радовались победе Шани только священник, мальчишки и девчонка-цыганка, дочь скрипача. Выходка гимназиста, его скромный и в то же время надменный жест уронили в глазах общества цену его победы.

— Истинный джентльмен поступил бы иначе, — сказал барон. — Он швырнул бы конверт в лицо переводчику, но только после ухода майора.

Советник и обе дамы — владелица салона мод и ее партнерша — целиком разделяли мнение барона.

Клара не сказала ни слова и по-прежнему не сводила глаз с гимназиста. К Шани подошел сын скрипача, крепко пожал ему руку и поздравил с успехом. Вслед за братом приблизилась и цыганочка. Она подняла на него горевшие восхищением большие черные глаза и громко спросила:

— Я могу тебя поцеловать?

Гимназист улыбнулся той снисходительной улыбкой, с которой подростки смотрят на девчонок, насмешливо и вместе с тем любовно.

— Что же, поцелуй!

— Куда? — уже менее решительно спросила девочка и покраснела.

Теперь смутился и гимназист.

Клара хотела было отвернуться, но потом раздумала и продолжала смотреть на Шани.

— В глаза!

Девочка поднялась на цыпочки и неловко чмокнула гимназиста в уголок левого глаза.

Эта сценка вызвала улыбку только у полковника. Даже старик тренер и тот неодобрительно покачал головой.

Клара быстро и энергично взяла под руку барона и двинулась к выходу. Вслед за ним с удовлетворенным видом проследовал советник.

Полковник-артиллерист и старый тренер подошли к Шани одновременно с разных сторон.

— Как тебя зовут, сынок? — дружелюбно спросил полковник.

— Шандор Немет[8].

Полковник звонко расхохотался.

— Немет? Превосходно! И когда же ты оканчиваешь гимназию?

— На будущий год, господин полковник, — услужливо ответил за сына тренер.

Полковник, подумав, вынул из кармана визитную карточку и протянул ее старику.

— Если ваш сын захочет сделать военную карьеру, а это ему под стать, навестите меня!

Старик принял карточку с низким поклоном и рассыпался в благодарностях.

— Ты хотел бы стать офицером, сынок? — благодушно обратился полковник к Шани.

— Нет, — ответил гимназист.

Полковник постоял с минуту, затем, не желая выдавать своей растерянности, громко откашлялся и вышел вон.

Суконный фабрикант поджидал его у дверей. Они условились завтра утром прокатиться на яхте, чтобы к одиннадцати часам уже быть дома. Именно в эти часы в небе над Балатоном собирались обычно английские самолеты и, развернувшись на восток, летели бомбить венгерскую столицу.

Перевод Ю. Шишмонина.

Ференц Каринти

ЮНОСТЬ, ЛЮБОВЬ

С Катынкой я встретился впервые на пештской стороне Цепного моста в один из весенних воскресных дней, после полудня. Я заметил ее еще с противоположного конца площади и догадался, что, наверное, это она и есть, та молодая блондиночка в трауре, о которой мой друг Бела так много рассказывал мне. Бела и сейчас был рядом с ней, тут же стояла и сестра Катынки, Жужа, которую я знал еще раньше, так как за ней ухаживал Бела. Но теперь мне было не до них, и пока я плелся мимо Академии, умышленно замедлив шаги, смотрел только на Катынку. Был теплый, ясный день, тот самый первый весенний день, когда в первый раз выходишь на улицу без пальто. Все вокруг купалось в море света, сверкали окна, теплый ветерок пролетал над Дунаем и вздымал белые кудри Катынки. Глядя, как она хватается то за волосы, то за юбку, как сверкают в смехе ее зубы, я влюбился в нее уже там, перед Академией, в тридцати метрах от места знакомства с ней. Боже мой, создатель мой, случалось ли видеть кому более потрясающее и чарующее явление: юную блондинку в трауре?! Ее волосы, глаза, зубы будто сфокусировали сияние этого дня, а темное платье, облегающее ее юный стан, черные прозрачные шелковые чулочки, черные туфли, сумка служили лишь контрастом этому золотистому сиянию, еще сильнее подчеркивали его — темный бархатный футляр и сверкание бриллианта.

Дело в том, что Катынка была вдова, хотя ей исполнилось всего лишь двадцать два года, и жила она в Комароме, в маленьком доме с садом, унаследованном от мужа, служившего там же инженером-строителем или чем-то в этом роде. Прошло шесть месяцев траура, а может, и больше, и Катынка теперь приехала вместе с сестрой в Пешт, вернее, ее привезли сюда под тем предлогом, что надо сделать кое-какие покупки.

На самом деле ее просто необходимо было вытащить из одиночества. Молодая, интересная женщина не должна прожить всю жизнь в трауре. Обо всем это я узнал от Белы, который, как я уже упоминал, ухаживал за сестрой Катынки, но это хранилось в тайне по целому ряду веских причин. И вот мы не один долгий вечер провели, гуляя в нижнем порту или сидя за